***
Лубянка.
С самого
утра в пятницу полковник Воронин отправился к Вавилову. Говорят,
утро вечера мудренее, так вот, с утра Воронин решил не звонить
зампреду Комитета, а лично к нему наведаться.
– Доброе
утро, Николай Алексеевич, – вошёл он без стука, поскольку Дорохов
уже доложил своему начальнику о его приходе и получил добро
пропустить.
–
Приветствую, Павел Евгеньевич. С чем пожаловал?
– Да вот,
прояснить кое-что для себя хочу. По поводу Ивлева. Он у нас
числится, если я не ошибаюсь, негласным сотрудником?
– А что ты
меня об этом спрашиваешь? – усмехнулся Вавилов. – Тебе лучше знать,
как ты его оформил.
– Я к тому,
что он предложил тему лекции интересную «Продовольственная
безопасность СССР», мы уже запланировали его выступление на первое
августа.
– Хорошая
тема. Молодцы, – одобрительно закивал головой зампреда.
– Я к тому,
– замялся Воронин, – ничего не изменилось в отношении Ивлева? Можно
его допускать лекцию читать на фоне того, что
происходит?
– Что ты
всё вокруг да около, Павел Евгеньевич? – с недоумением посмотрел на
него Вавилов.
– Просто не
могу понять, почему тогда генерал Васильев и полковник Синицин его
разрабатывают активно. Подумал, может, новые вводные поступили, а
меня в известность не поставили. Вчера вот его уже и допрашивали по
их инициативе. А народу в его окружении сколько опросили! Даже до
Ливана добрались…
– Первое
управление? И «Управление К»? – с недоумением посмотрел на Воронина
Вавилов. – Они там что, с ума посходили все, что ли? Хотят мне
толкового аналитика насмерть перепугать? Да еще и скомпрометировать
перед его окружением?
Воронину
ничего не оставалось, кроме как неопределённо пожать
плечами.
***
Закончил с
записками для Межуева, как раз хватило. Так что, решил сразу
отвезти их Пархоменко. А то всю следующую неделю у меня гастроли по
Подмосковью, не до записок будет. А уж нужны они ему будут, если
именно он стал причиной моих проблем с КГБ, или нет, не мне решать.
Действую по договоренности и ломаю голову, что же вокруг
происходит…
Выходя из
дома, проверил почтовый ящик и нашёл там письмо от Мишки Кузнецова.
Судя по штампу, оно четыре дня там пролежало. По приезду ошалевший
был с дороги, не проверил ящик, а потом так заморочили голову, что
и вовсе позабыл. Вдруг Мишка писал, что приедет, а меня не было и
никто его не встретил?