Он повернулся и пошел прочь от чересчур холодного пейзажа.
Оказалось, Панкратов и Мартин Скуя ждут неподалеку.
– Едем в Агенсберг, – сказал Лабрюйер. – Будем искать Лемана.
Дом, где бывший полицейский агент Петер Леман нянчил внуков, был почтенным каменным трехэтажным зданием, что в Задвинье пока было редкостью. Строились, конечно, дома на новый лад, шестиэтажные и украшенные лепниной, но – ближе к реке и мосту, ближе к крытому рынку. На Капсюльной улице пока что стояли деревянные двухэтажные домишки.
Этот дом, судя по всему, имел два выхода – на улицу и во двор. Панкратов остался караулить парадное крыльцо, а Лабрюйер распахнул калитку.
Во дворе сидел сторож – большой черный пес, привязанный к будке длинной веревкой. Он яростно облаял незваных гостей. Лабрюйер остановился у калитки, ожидая, пока на лай выглянет кто-то из хозяев.
Из дверей черного хода появился мальчишка лет двенадцати, в ученической шинельке и фуражке.
– Уходите, это частное владение! – крикнул он, не распознав под тулупом и меховой шапкой человека, с которым стоит обращаться повежливее.
– Скажи деду, что пришел господин Гроссмайстер, – ответил Лабрюйер.
– Деда нет дома.
– Он дома, но не хочет принимать гостей. Скажи ему – пусть немедленно выйдет! – перекрикивая пса, заорал Лабрюйер.
Мальчишка скрылся.
Несколько минут спустя на пороге появился сильно постаревший Леман. Первой приметой старости были довольно длинные волосы – жидкие седые пряди вдоль щек. Мужчина, отрастивший такое, словно расписывался в своем бессилии и нежелании жить, он полностью принадлежал своей старости и смирился с этим. Затем – седая щетина на щеках и усы, также седые, потерявшие всякий пристойный вид. А ведь Лабрюйер помнил Лемана щеголеватым моложавым мужчиной в котелке и модных ботинках, с изящными, красиво подкрученными усиками.
– Тихо, Кранцис! Господин Гроссмайстер, я давно отошел от дел, я даже разовых поручений не выполняю. Я хочу тихо дожить те годы, что мне еще отпущены Всевышним, – сказал бывший агент.
– Леман, мне нужен всего лишь ваш совет.
– Я больше не даю никаких советов.
– Всего несколько слов. По одному давнему делу, восьмилетней давности. Дело было сомнительное, вы его сразу вспомните.
– Оставьте меня в покое, господин Гроссмайстер.
Тут Лабрюйер наконец понял, в чем его ошибка.