— Думаешь, я за себя боюсь?.. Мне просто тошно во всем этом
участвовать. У меня с пацанами хватает проблем. И куча планов.
— Я тебя понимаю, — кивнул трудовик, — но кроме тебя некому
собрать информацию о том, как у них все это работает? Ты уже почти
проник в их внутреннюю кухню, осталось — только войти.
— А тебе не кажется, что ты сам себе противоречишь? —
ухмыльнулся я. — То говоришь, что вы и так повяжете всю банду, даже
если я ничего новенького не узнаю, то — толкуешь, что кроме меня —
некому.
— Кажется, — кивнул Курбатов, — но надо же было как-то тебя
утешить?..
— Да пошел ты!
— Вот! Теперь узнаю нашего лихого физрука, любимчика женщин и
высокого начальства, а также — Фортуны... Короче, жду от тебя
завтра информации о том, кто, кому, сколько... Ну, сам
понимаешь...
— Слушаюсь, товарищ майор!
— Тише ты!
Дальше мы с ним ни о чем не говорили. Доели макароны с
сосисками, дохлебали какао. Однако поднимаясь из-за стола, трудовик
добавил:
— Главное — оставайся самим собой. Не изображай преданность.
Если что-то идет вразрез с твоими жизненными принципами, сразу
давай этому упырю понять. Он это ценит.
— Хм, откуда ты это знаешь?..
— Ты думаешь, для меня этот тип сплошная загадка? — усмехнулся
Витек. — Как бы не так...
Я кивнул, и мы разошлись по рабочим местам. Школьный день пошел
своим чередом. На следующей перемене меня перехватил в коридоре
второго этажа историк. Ухватив меня за пуговицу пиджака, который я
накинул поверх олимпийки, Петр Николаевич стал взволновано делиться
своими новостями:
— Ты представляешь, ребята, узнав, что им предстоит выступит на
спартакиаде, так обрадовались! Теперь тренируются, как бешеные!
Замучили меня вопросами по композиции... Подавай им новые дебюты.
Вот иду в библиотеку, рыться в журналах. В «Науке и жизни»
частенько интересные партии печатают.
— Ну вот, а ты говорил, что нету команды! — ободрил его я. —
Кстати, мы тут с Карлом затеяли клуб для школьников организовать,
так что с тебя в нем — шахматная секция!
— Вот это здорово! — совсем уже расцвел Трошин. — А то мы все в
моей квартирке ютимся, а она у меня и так тесная.
— Ладно, беги в библиотеку, а то звонок скоро...
— А у меня — «окно»!
— Ну тем более, дольше рядом с Ирой побудешь.
Историк покраснел и ретировался. В учительской бытовало мнение,
что Петр Николаевич тайно влюблен в нашу библиотекаршу. Так что не
настолько он убежденный холостяк, каким кажется, просто с бабами не
везет. А мужик-то неплохой. Приодеть бы только. Поневоле
вспомнилось, как я его ухватил за брылья, в момент своего появления
в 1980 году. Тогда не только Трошин, но и все присутствующие на
этом педсовете показались мне то ли фриками, то ли обитателями
дурдома.