Другой ладонью мужчина прикасается ко мне между ног. Сначала лишь слегка, едва ощутимо. Но потом он начинает поглаживать пульсирующие складочки. Я закусываю губу, чтобы сдержать очередной стон. Быть этого не может… Неужели это происходит со мной на самом деле?
Его палец упрямо раздвигает меня, нежно гладя самый эпицентр моего возбуждения. Несколько раз он резко ударяет по набухшей горошинке.
Я снова дёргаюсь. В этот раз мои ягодицы обжигает хлёсткий удар.
- Стой спокойно, - его голос твёрд и властен. – Ты же сама этого хотела. Так что теперь не пытайся меня обмануть.
Он наклоняется чуть вперёд и шепчет мне прямо в ухо, обдавая кожу горячим дыханием:
- Я же знаю, о чём ты думаешь, девочка.
Опускаю взгляд вниз и замечаю, что рука, которая нахально гладит меня по бедру покрыта татуировками. Что за… Резко поворачиваюсь. Передо мной не Константин. Это совсем другой мужчина. Они с Костей похожи – те же черты, то же самодовольное выражение лица. Но, всё же, это не он. Глаза жестокие, серые.
- Вы кто? – в ужасе кричу я.
- А ты не узнаёшь? – он кривит губы в ухмылке.
- К-к-к.. Кирилл? – изумляюсь я собственной догадке.
- Соскучилась, мелкая? – мужчина хватает меня за талию и резко тянет к себе.
Я пытаюсь отбиться, но он не выпускает. Его мышцы твёрдые как камень.
- Вас.. вас не существует! – кричу я каким-то неестественно высоким голосом.
- Я бы не был так уверен, - нагло отвечает герой моего ненаписанного романа. Его голос до жути напоминает голос Константина. Мысли в голове начинают путаться! Боже мой! Всё так странно перемешалось!
- Это ты меня придумала, Ксюша, - невозмутимо продолжает он. – И теперь, хочешь ты того, или нет, я буду в тебе, девочка!
Его слова эхом отдаются в моей голове. Я резко просыпаюсь и сажусь в постели. Дышу часто-часто, будто по лестнице пробежалась. О, боже! Что это было? До меня только что домогался герой моего же романа? И у него была внешность моего психотерапевта… Да что со мной такое?!
*****************
- Ну что, как поговорили? - спрашивала меня мама, когда я безразлично перебирала ложкой в тарелке с супом.
- Нормально, - сухо отозвалась я.
- «Нормально» и всё? - не унималась она. - О чём он тебя спрашивал?
- Об отце, - сказала я и посмотрела на неё.
Разговоры об отце всегда были негласно под запретом в нашем доме. Мама предпочитала не распространяться на тему его смерти. Да и вообще мы о нём не говорили. В детстве я думала, что ей просто было очень больно от его потери, поэтому не хотела заставлять её заново переживать травмирующие воспоминания. Но сейчас я была зла. На неё. На Константина. И, в первую очередь, на саму себя. Поэтому позволила себе упомянуть запретную тему в беседе.