– Спасибо, конечно, но тебе и впрямь домой лучше.
– Э-э-э, следи за мной – потом новый роман напишешь…
– Про что?
– Про то, как главный герой, – Сыч раскрытыми ладонями обозначает себя, – то есть я, посылает свое начальство на хуй…
Он хочет рвануться в ресторан, мы его удерживаем…
– Стоп, – Серега говорит как можно тише, чтобы не привлечь внимания. Даже он, еще недавно бушующий, на фоне Сыча кажется паинькой.
Ведем его подальше от входа.
– А ты, – показывает на меня пальцем. – Создашь для меня пьесу, я там буду играть главную роль и всех убивать.
– Создам, сочиню, сотворю…
– А не сотворишь, всех начну убивать прямо сейчас.
Сыч, улыбаясь, склоняет сонно голову. Заводим его в ивовые заросли, сажаем на лавочку.
– Может, тебе такси вызвать?
– Такси? Мне? – Сыча бьет припадок смеха.
– Что смеешься? – Серега оглядывается по сторонам. – Тебе.
– Мне? – Сыч гогочет на весь проспект.
Столпившиеся за кофейным киоском таксисты оглядываются.
– А ты? – косится Сыч на Серегу. – А ты… Тебя мы возьмем на главную роль.
– Возьмешь, возьмешь.
– А потом уволим.
– За что? – смеется Серега.
– За пьянку. А знаешь почему?
– Почему?
– Да потому, что ты алкоголик… – Сыч выдавливает из себя еще несколько гоготаний и, блаженно замерев, кладет голову на плечо. – Алкоголикам у нас места нет.
– Куда его теперь? – Я протираю тыльной стороной ладони вспотевший лоб.
– На сцену, – сквозь сон бормочет актер.
Поразмыслив, находим выход. Обхватив с двух сторон, слава богу, актер включает «автопилот». Вместе с «автопилотом» включается и радио – Сыч запевает:
Вот и осталось,
Лишь снять усталость,
И этот вечер,
Мне душу лечит…
Тащим его к служебному входу.
– О-о-о-о-о,
Зеленоглазое такси…
Заносим разрывающееся от песни тело в театр. Петляем ковровыми и мрачными коридорами в поисках гримерки. Бережно укладываем на диванчик, укрываем первым, что попадается под руку, а попадается клетчатый плед.
– Под лаской плюшевого пледа, – как колыбельную напевает Серега – забота о ближнем его значительно отрезвила.
– Нет, не то, – перебивает сквозь дремоту Сыч. И с большим надрывом оглашает пустой театр хитом восьмидесятых:
– О-о-о-о-о,
Зеленоглазое такси…
Притормози, притормози!
На полуслове смолкает. Замирает в улыбке и обретает мирный сон.
В полумраке огромных зеркал и настенных грамот пробираемся в фойе. Через него уже возвращаемся в ресторан.