Боясь расплакаться, он слонялся по двору, буравя взглядом бабушкины окна, и когда в одном из них заметил силуэт бабы Даши, то решил сделать последнюю попытку. Для этого надо придумать, зачем ему понадобились двадцать копеек, а так как врать он не умел, то, переступив порог комнаты, опустил голову и напряжённо молчал.
Баба Даша была одета во всё выходное: на плечах красовался платок с большими красными розами, от бабушки даже пахло одеколоном. Улыбаясь, она восторженно встретила внука:
– Сонечко моё! Ты уже встал? А чай пил?
– Нет. – Лёвушка ковырял сандаликом половицу.
– Ну конечно, твои родители спят – одна кина на уме! Иды сюда, мой воробышек, бабушка тоби компотик нальёт. Пей, мой сладкий, пей, мой хороший!
Залпом осушив здоровенную кружку компота, отчего живот сразу же стал круглым и упругим, как барабан, мальчик шумно вздохнул и решительно выпалил:
– Ба, дай двадцать копеек!
– Мороженое?! – выпучила глаза баба Даша. – Я тебе тыщу раз говорила: не можна! Вот удалят гланды – сколько хочешь. А сейчас не проси. Нет, нет и нет!
– А когда их удалят?
– Осенью вырежут.
– Вырежут?! – Глаза мальчика округлились. – Ножом?!
– То не больно, – поспешила успокоить бабушка, и мальчик передумал плакать.
– Так не дашь двадцать копеек? – помолчав, спросил внук.
– Не дам, – мягко отказала бабушка. – От што хочешь, только не мороженое.
– Мне не на мороженое, – неуверенно соврал внук первый раз в своей жизни.
– А на что?
– Просто. У всех братьев есть деньги, а у меня – нет. А Витька из-за этого играть со мной не хочет.
– И слава богу! Витька будет бандитом. Не треба с ним играть.
– А с кем мне играть?
– С кем хочешь, только не с Витькой. Подальше от него.
– Витька будет бандитом, а я кем?
– А ты, – лицо бабушки расплылось восторгом, – будешь дохтором, будешь лечить бабу Дашу, когда она станет старенькой и больной.
Но Лёвушка думал о своём и мысленно поклялся, что не выйдет из бабушкиной комнаты без вожделенных двадцати копеек.
– Ба-а, – тихо и не по-детски вздохнул он. – Дай двадцать копеек. Просто так. Поносить. Я потом отдам.
Непонятно отчего, но баба Даша вдруг зарыдала, прижала внука к своему большому тёплому животу и стала покрывать непричёсанные детские кудри яростными поцелуями:
– Сонечко моё, какие ж сволочи твои родители! Шоб они сгорели, безбожники! Шоб глаза ихние лопнули от кина!..