Часть ландшафта - страница 4

Шрифт
Интервал


– но зато есть шанс пойти ей навстречу, «встроиться и дополнить общий код». Та же задача, кажется мне, одушевляет и связывает воедино разные слои и в разные годы написанные тексты «Части ландшафта». То, что могло стать оргией называния (как в адамовы времена, когда одинокий белый мужчина расставлял зверей и растения по местам) оказывается праздником самоумаления: автор-демиург становится частью общего целого, одним из множества – лишь бы ландшафт был оживлен, а то, что его наполняет, мультиплицировалось, плодилось, размножалось. Как и положено в пространстве, которое удалось спасти.

Мария Степанова

Скол

«Мир рассудит, где я был неправ…»

Мир рассудит где я был неправ
громко стучал о стену переплетами книг
ставя на полку обратно
Упражнял бесполезный сустав
не подумав будил остальных
и зачем непонятно
А тем временем жизни извне
ходили в музеи осваивали сноуборд
выбирали надгробья
Как в янтарном, молочном, жасминовом сне
бесконечность трудов и забот
имена адмиралов, кормление воробья.

«Выбрал из предложенных ремесел…»

выбрал из предложенных ремесел
мастерство фигурного стекла
выдувал стекло и купоросил
синева мерцала и влекла
между полок и фамильных кресел
этажерок занавесей
клад
чуть звучал
но плотный воздух перевесил

«Когда шаги…»

Когда шаги
сосед над головой
другой в метро хрипя толкает в бок
вот этот студень кашляет живой
вот маятник вверху он одинок
Сказать о них
нарочно напролом
но звук скользит и вот сравнить готов
как быстро едешь вымершим селом
ненужный скальпель меж гнилых домов
Простая речь
пускает в закрома
взгляните убедитесь ничего
пусты сусеки и зерно письма
истолчено

«Заслужил ли я двойника…»

Заслужил ли я двойника
на холсте или в камне
или в чьих-то словах?
Если да,
станет ли он
частью удивительного,
камнем ландшафта
или плодотворным нулем?

Полине Барсковой

– Выбитый зуб посреди сладостного дыханья,
то есть отсутствие, тишина,
родственная дыханию; колебанье
слова, которое на все времена
могло бы звучать, образчик упругой ковки,
но добровольно спускается в ад и чад,
на сковородку, где перчики и морковки
маленькие шкворчат.
– Золота нити распущены в снеге рыхлом,
кариатида празднует суфражизм,
лишившись балкона, и смрадный выхлоп
таксомотора значит, что здесь есть жизнь;
сладкому голосу петь о цинге и ране
значит являться в рупор в шубе помех,
шуба меняла хозяев, и пятна дряни