Бездомного Фае.
И каждый раз, когда он видел проходящих мимо людей, будь то
слуги, занимавшиеся бесконечной уборкой, в которую входили
протирание гобеленов, надраивание до блеска доспехов, полирование
спинок и подлокотников кресел, диванчиков и тумб, или же
патрулирующих стражников - единственных во дворце, кто носил
оружие, Ардан замирал.
Плащ Тьмы лишь отводил от него взгляд, но это не означало, что
кто-то не мог заметить непонятно откуда берущихся следов на ковре
(именно для этого Арди и старался не наступать на глубокий
ворс), или же услышать цоканья каблуков (потому и не
ступал на паркет), а может и дыхания.
Увы, не дышать юноша не мог, так что приходилось делать это
очень медленно и осторожно.
Так, петляя по хитросплетениям коридоров, надеясь, что запомнил
их переплетения в достаточной степени, чтобы не заблудиться на
обратном пути, Ардан в течении едва ли не получаса блуждал по
дворцу.
Порой ему приходилось на какое-то время замирать и, от нечего
делать, он слушал разговоры слуг и стражи.
Вовсе не подслушивал, а именно - слушал!
Во всяком случае - так он себя успокаивал.
- Как ты думаешь, если Император повелел заложить новые военные
верфи, то, мы что, - одна из служанок заозиралась по сторонам и
прошептал своей коллеге. - готовимся к войне?
- Я не знаю, Маша, - развела руками её собеседница, продолжая
протирать тряпочкой и без того зеркальную поверхность комода. - Но
если это так, то сейчас самое время подыскать себе какого-нибудь
смазливого офицера. Чтобы пил по-меньше и чтобы в штанах не
свербело на каждую юбку.
Первая служанка по имени Маша только отвернулась и поджала
губы.
- У меня младший брат скоро достигнет призывного возраста.
- А он собирается стать офицером?
- Нет.
- Тогда мне не интересно.
- Ну тебя…
Служанки удалились в сторону и Ардан отправился дальше. Вскоре
ему на пути встретились стражники, не особо собиравшиеся отходить
от высоких дверей, украшенных позолотой и гербом Империи. Видимо
являлись своеобразной границей разных крыльев.
- Помилование он им выдал, - прокряхтел стражник справа -
высокий, худой, мужчина лет сорока с переломанным носом и немного
кривой нижней челюстью. - А как по мне, то нельзя было отменять
черту оседлости для нелюдей. Жили они себе на севере, глаза никому
не мозолили, и всем хорошо было.