Деревенский сход, как орган самоуправления, в помещичьих деревнях существовал лишь формально. Если мужики, когда и собирались толпой на высоком угоре Машкинского ручья, то лишь затем, чтобы узнать об очередных барских требованиях и нововведениях.
Церковь, как и кладбище, были у всех крестьян общими, и последнее пристанище уравнивало их, но никоим образом не равняло с господами. В пространстве церковной ограды хоронили только дворян, духовных служителей церкви, купцов, мещан, свободных дворовых мастеровых людей и ратников. Мужиков, баб и всех домочадцев крепостного сословия – только на общем кладбище, главным украшением которого были летом зеленые кроны вязов и лип, а осенью цветной орнамент из опавших листьев.
Напротив, главного входа в церковь на могилах стояли мраморные кресты, лежали плиты с высеченными в камне надписями из Слова Божия, особо важные захоронения были отмечены массивными памятниками с нишами для лампадок. Между могилами – дорожки, посыпанные песком. За оградой слева от главных ворот находился зеленый лужок, где летом на тесаных бревнах отдыхал народ, дожидаясь службы.
После смерти жены весной 1812 года Петр Терентьев, староста села Куркино, пришел к настоятелю церкви с личной просьбой:
– Батюшка Александр! Хочу просить вашего дозволения
предать земле рабу Божью Дарью в пределах церкви Владимирской иконы Божией Матери.
Батюшка изумленно воззрился на Петра:
– Петр Терентьевич, тебе ли не знать православных уложений, кои касаются не токмо жизни, но и смерти.
– Батюшка! Знаю я, о чем вы говорите, но у нашего семейства тоже немалые заслуги перед обчеством, уже вторым поколением, считай, служим мирскому делу и государству.
Александр Яковлев потупил взор, неловко ему смотреть на старосту села, которого гордыня ввела в соблазн. Совсем недавно он исполнил его суеверную прихоть, когда растворил Царские врата во время тяжелых родов Дарьи. Но там он понимал, в каком состоянии находился человек, и что не сам Петр придумал про врата в алтаре, а беспомощная повитуха подвигла его на глупость. Но сейчас староста пришел просить о том, что выходило за рамки не только церковных норм, но и государственной табели.
«Слаб человек… Получит немного власти и уже хочет иметь больше других, даже если оно канонами не предусмотрено, – грустно размышлял батюшка Александр. – Не могу я преступить закон. Отказать придется, невзирая на его обиды».