– Смотри, всё на стенах, – Павел сел на стул, скрестил руки на груди и молча наблюдал за движением Виталия вдоль стены. Тот, как и положено, рассматривал работы с некоторого расстояния.
– Неплохо, неплохо… Как всегда, старик, ты на высоте. Вот нашёл же себе нишу, «моряк с печки бряк»! Тридцать лет одно и то же красишь, а всё как новое. Завидовать не буду, каждому своё. Я тоже к выставке готов, посмотришь потом, когда оформим всё на точке.
– А тут что? – Семибратов подошёл к мольберту, на котором стояла картина в раме, прикрытая бумажным листом. – Свеженькая?
Он посмотрел на художника, как бы спрашивая разрешения посмотреть.
– Эта красавица пятнадцать лет ждала, пока тебе понадобится. В стиле «ню», как ты говоришь. Или обнажённая натура, как учили в институте. Посмотри. На выставку я тебе её не дам, не по теме будет. Ну, просто так глянь, зацени. Увидишь не только море в моём творчестве, – Павел встал, подошёл к мольберту и убрал бумагу, закрывающую полотно от взгляда случайных визитёров.
Семибратов, увидев портрет, сначала вздёрнул брови, расширил от удивления глаза до размеров как у обезьянки лори, потом произнёс нечто вроде «йоу» или «ёпрст». Затем наклонился, разглядывая лицо девушки, выпрямился, с изумлением посмотрел на Петрова и снова – на портрет в полный рост. В недоумении он обратился к художнику:
– Пашка! Вот это новости! А ты откуда Лику знаешь? Ничего себе, молчун-отшельник! Употребил в соответствии, что ли? Она ж тут ещё молодая совсем! Каким боком ты с ней? Когда успел? Да ты погоди, она позировала тебе, что ли? Прямо здесь?! – Вопросы сыпались один за другим, без паузы на ответ. – Ну, ты даёшь стране угля, хоть мелкого да много! Ничего мне про неё не рассказывал. Так это до Ирки было или после? Или во время того?
Виталий развёл руками и, так и забыв опустить брови и руки на место, с восхищением смотрел на картину.
– Как же хороша, зараза, а! Ты ж посмотри, какие там прелести-то прятались! Ты видел всё это, что ли? А, Петров? Затворник ты наш… Волк-одиночка. Да ты настоящий волчара, через пень твою коромысло! Что она вот так и стояла, голышом у дверей? Где ты её закадрить успел? Это до того, как она за директора замуж вышла, молодая ж тут совсем ещё? Потом-то вряд ли, когда в ежовых рукавицах оказалась.
Павел не ожидал, что тайна, которую он хранил полтора десятка лет, раскроется в пять секунд. Озадаченный этим обстоятельством, он не знал, как комментировать домыслы друга.