– Алексей Людмирский, а меня – Игорь Сурков.
– А короче?
– Меня Гоша, его Леха.
– А меня Эля.
– Эля? – зачем-то переспросил Сурков. – А более официально?
– Эльза Аппетитовна.
«Безобразная Эльза», – подумал Сурков и тут же устыдился своей мысли.
– Эльза Аппетитовна, а не пойти ли нам ко мне и не выпить ли по бутылочке пивка?
– Лучше водки, – рассудительно сказала Эльза.
– Сказано – сделано, – наконец произнес Людмирский.
– Э-э! – Эльза отвела в сторону ствол пистолета, которым Лешка раскачивал из стороны в сторону, – он у тебя действительно чокнутый.
Она решительно отобрала оружие и сунула его за пояс так привычно, словно проделала это с авторучкой.
– Показывай, Дон Жуан, свои хоромы, – обратилась она к Суркову.
Сурков обнял одной рукой Эльзу, другой – Людмирского и увлек обоих дальше от остановки, на которой уже давно поглядывали в сторону Суркова, Людмирского и Эльзы.
* * *
Сурков твердо решил, что будет выкуривать по одной сигарете после каждой бутылки пива. Когда сигареты закончились, он понял, что неверно составил пропорцию, так как пиво кончилось, а водка еще оставалась, даже несмотря на то, что Эльза налегала на бутылку не хуже Людмирского и Суркова вместе взятых.
«А еще говорят, слабый пол», – подумал Сурков, и, к его удивлению, пол наклонился и больно прижал лицо.
«Обиделся», – пронеслось в голове у Суркова. Он стоял, боясь пошевелиться, опасаясь очередной агрессии со стороны пола. Дышать было тяжело, но Сурков терпел. Простояв так несколько часов, он задремал. Когда Сурков открыл глаза, все было на своих местах, пол, как и положено, был внизу, а Сурков – по всем законам физики – сверху. Однако утро было каким-то необычным. За окном шел противный дождь, а мысли, словно мухи, летали вокруг головы нагло и беспорядочно. Даже если какая-то и залетала в голову, то приносила только дискомфорт и разочарование.
Сурков поставил на плиту турку, и пока вода закипала, попытался вспомнить, чем закончился вчерашний вечер. Кофе закипел неожиданно быстро. Сурков читал об этом в каком-то романе у Жюля Верна, но оказалось, что это всего лишь храп Людмирского, который нагло спит в кровати Суркова.
– Вставай, урод, – тихо сказал Сурков.
Пришлось повторить трижды, прежде чем Лешка сменил тональность и перешел из храпа в свист.
– Встать! Суд идет! – закричал Сурков на ухо Людмирскому.