, а лишь к его
персонажу. Персонаж может вести себя так, как сам актёр в реальной жизни никогда бы себя не повёл (действительно, многие актёры в жизни совершенно другие, и часто очень стеснительные, люди). Во время игры его истинное
я как бы отходит в сторону, оно полностью заслонено образом, никому не видимо, и – следовательно – оказывается в безопасности и не может быть объектом насмешек, порицания или осуждения. Вместе с тем, это не означает, что образ произволен. Он подчиняется своим собственным законам, но само его существование определяется и контролируется истинным
я актёра.
Точно так же я, говорящий по-английски, это только мой образ, а не настоящий я. Говоря по-английски, я не ошибаюсь – ошибается мой образ. Равно и никаких успехов я не могу приписать себе – это успехи моего персонажа, моего английского я. Этот образ формируется со временем. Сначала он плоский и неубедительный, но по мере практики он наполняется плотью и кровью, приобретает свои специфические привычки, речевые и не только, характерные маннеризмы, особые интонации. Более того, он самосовершенствуется, делается самостоятельным, в чём-то приближаясь к моему я, а в чём-то отдаляясь.
Между прочим, это не столько даже рекомендуемый метод, сколько описание существующего положения дел. Внимательное наблюдение очень часто позволяет заметить, что человек, который свободно владеет двумя языками, пользуясь каждым из них, неосознанно несколько меняет своё поведение, жестикуляцию, мимику, темп речи, – иными словами, перевоплощается. Эти изменения подчас минимальны и по отдельности могут быть почти незаметны, но в совокупности они оставляют ощущение того, что человек уже как будто немного другой, а потом (возвращаясь к родному языку) снова прежний. В принципе, здесь нет ничего удивительного, поскольку происходит смена языковой маски, а вернее, мировоззренческой парадигмы, ей олицетворяемой, так, что моё русское я несовместимо с английским, не может функционировать в английской парадигме, и наоборот. Можно назвать это и своеобразным раздвоением личности, в состоянии которого наше сознание пребывает – параллельно или попеременно – в двух языковых вариантах. Собственно, такая ситуация и есть неопровержимое свидетельство того, что овладение языком уже во многом произошло и языковой барьер оставлен позади.