Кто-то сказал – Итора многолика и всемилостива, не дарует Она ноши сверх того, что ты сам способен вынести, при этом не требует ни даров, ни подношений, только чуткого слуха и открытого сердца.
Но взывать к Ней следует лишь по Её собственной непреклонной воле.
То было видение.
Снег падал из глубин свинцового неба бесформенными комками. Падал, сваливаясь на серых камнях в рыхлую кучу, сочащуюся талой грязью. Сырой воздух, казалось, был наполнен шорохом этого бессмысленного, никому не нужного падения. Когда-нибудь наступит настоящая зима, с кусачим морозом, с радостными криками детворы, со скрипом наста… чушь. В любом случае, он чувствовал – многое в этом мире для него останется таким вот безвременным, грустным, как этот набухший влагой безмолвных слёз молчаливый снег.
Он шагнул обратно под своды пещеры. Безрадостная неподвижность поздней осени здесь сменялась безрадостным же шёпотом склепа. Кого он обманывает? Сколько ещё седмиц, дней, ночей, мгновений будет продолжаться то, что завязалось вовсе не здесь? Сколько ещё песен он сможет спеть, прежде чем свершится непоправимое? И неизбежное.
Вытесанный некогда в монолитной скале камин, шкуры на каменном полу, треск пламени, звон капель о гранит. Не в этом дело. Сейчас она сладко спит, погружённая в видения, порозовевшая, спокойная, ей, видно, снятся совсем другие песни.
Недолго.
Пройдёт ещё однёшка времени, и всё начнётся снова. Воспоминания, боль, страх, бессилие. Она сама вершит здесь свою судьбу, не яд волшбы в её крови. И песни его не способны ничего изменить.
Время течёт…. утекает, как нежное пенье лизанны, струн которой едва касались его стынущие пальцы.
Королева судьбы,
Не спаслась ты сама из неволи.
Королева страды,
Что извечно царит на престоле.
Королева добра,
Что людей становила мишенью.
Королева – добра
До жестокости, до исступления.
Царский полог твоих
Дланей пуст и тревожен как пение плети,
Ты собрала двоих,
Не забыв поутру повелеть им
Выбрать, чей черёд,
И кому умирать на закланье,
Что ж, отныне никто
Не посмеет перечить лизанне,
Пусть поёт и поёт,
Пусть расскажет, как было, как стало,
Раз уж сердце твоё
Навсегда замолчало устало.
Спускаться по склону оказалось чуть не большей пыткой, чем до того – подниматься. По таким камням впору прыгать двадцатилетнему мальчишке, а не разменявшему второй полтинник барду с больным коленом и стойкой нелюбовью к дальним странствиям. Немало народу бы удивилось, увидев Ксанда здесь, в таком виде. Хотя… немало народу вообще полагало его мёртвым, так что в каком-то смысле все эти грандиозные скалы, густо поросшие кривенькими сосенками, представляли собой вполне подходящий ландшафт – самое то, сгинуть навеки, перестать, наконец, мозолить многотерпеливой Иторе глаза.