А теперь еще один вопрос. Самый важный. Если бы я, к примеру,
ухитрился оказаться в Берлине, смог бы я добыть что-то, какие-то
документы, подтверждающие вероломную подлость Гитлера? Хрен его
знает. Но с другой стороны, попытка не пытка. В отличие от всех
остальных я точно знаю, какие доказательства искать. В том плане,
что я знаю на сто процентов, к чему именно готовится Гитлер. Ни
один современный разведчик, ни один шпион не понимает этого. Они
если и добывают информацию, то наугад. Вслепую. Ищут черную кошку в
темной комнате. А я... Я точно знаю, как эта кошка выглядит...
– Реутов, ты слушаешь? – Недовольный голос Шармазанашвили
буквально выдернул меня из размышлений. Будто ледяной водой
окатили. Настолько сильно я увлекся своей теорией.
– Конечно! Очень внимательно. – Я попытался взять себя в руки,
хотя получалось у меня с трудом.
Просто в моей голове вдруг появилась безумная мысль. А вдруг?
Вдруг именно я смогу сделать это, лишь по той причине, что мне
известно больше, чем кому-либо. По той причине, что я, пусть
приблизительно, но наверняка понимаю, что именно надо искать. Всего
лишь дело за малым. Мне нужно попасть в Германию в роли резидента.
В восемнадцать лет. Твою мать…
По окончанию Школы мне будет всего лишь восемнадцать. Уже
понятно, чекисты нашей особой группе отводят какую-то свою роль.
Вряд ли нас спокойно отправят за границу полноценными разведчиками.
По крайней мере, так быстро. Слишком молод. А мне надо. Мне
необходимо непременно этого добиться. Это хоть и маленький,
крохотный, но всё-таки шанс.
Я должен попасть в долбаный Берлин! И не только потому, что
подобное развитие событий позволит оказаться в стороне от основной
мясорубки. Оно даст возможность хотя бы попробовать избежать того
ада, который предстоит пережить моей стране.
– Так вот…– Продолжил Шармазанашвили. – В этот тяжёлый момент, к
сожалению, некоторые из наших товарищей утратили правильные
ориентиры. Сбились с пути. Товарищ Ежов, который, как ты знаешь,
верой и правдой нес врученное ему знамя борьбы с предателями и
врагами…Его поведение, его действия сейчас вызывают много вопросов.
А он, между прочим, народный комиссар внутренних дел! Он, как никто
другой, должен быть крепок в своих убеждениях и точен в своих
поступках…
Директор замолчал, нахмурившись. Видимо, ему никак не давало
покоя выражение моего лица. А я, хоть убейся, не мог
сосредоточиться и взять себя в руки. Те мысли, которые внезапно
сформировались в моей голове с одной стороны меня пугали, а с
другой – вдохновляли. И это просто выбивало почву из-под ног.