— В монастырь, — понимающе покивал конюх. — Молодая, красивая, зачем тебе в монастырь?
Потому и хочу, хотелось рассмеяться мне, что молодая и красивая. Потому что только два варианта — либо труд с утра до ночи без забот, либо все остальное. Что говорила эта чванливая дрянь Адриана?
— Хочу служить господу нашему, помогать сирым. — Какое у меня при этом было выражение лица? Конюх смотрел с удивлением. — Трудиться хочу.
Я понимала, что несу сущий бред и он мне не верит. Как держать себя там, где на тебя смотрят как на подай-принеси в лучшем случае, в худшем — как на куклу для известных утех и производства потомства? И это не я — Мариза, а женщина — вообще.
— Трудиться… кроме платьев хозяйских и причесок, что ты умеешь? — он засмеялся, я закусила губу. Надо сворачивать разговор, пока меня не отволокли за руку в замок. Не сейчас, так с утра. — Если бы умела, я бы тебя хоть к кузнецу отвез.
6. Глава шестая
Я приказала себе оставаться на месте. Вскочить и показать свое отношение к подобной мерзости я успею всегда. С другой стороны…
— У него родами жена померла, осталось трое сирот, за домом смотреть некому.
— Я согласна, — выпалила я. — Где он живет? Я все умею. Готовить, за детьми смотреть.
Если и было возможно выразить больше сомнений, то конюху это удалось с лихвой. Я лгала, но кто этому не учился за какие-то пару дней.
— Далеко, в столице, но…
— Я согласна. Я хочу… — Да, как я сказала? — Заботиться о сирых. Это богоугодно.
И намного спокойнее, чем королевский двор. Хуже, чем монастырь, и домогательств не избежать, но с кузнецом мы хотя бы какая-то ровня. Мне будет проще, я все решу, если только этот старик не передумает.
— Ну смотри. — Конюх пожал плечами. — Платить он много не будет, а принесешь в подоле — выкинет вон вместе с тем, что принесешь. Но набожный, честный. Знаю, что говорю, моя Жюли у него работала, пока замуж не вышла, а после нее-то девицу он с приплодом выгнал.
Мне нужно было уточнить все до конца.
— Своего младенца и выгнал? И это набожный?
— Дурная девка, почему своего? — конюх от возмущения даже запыхтел. Но я не принимала это на веру, только в расчет. Держаться подальше от всего, что может ухудшить качество моей жизни, и без того невеликое. — Я через неделю поеду в столицу, если отпустят тебя…
— Отпустят, — заверила я. — Или… не надо никому говорить. Я ведь могу уехать, мое право.