Сбежать? Но куда? Я сделала пару шагов. Ногу пронзила боль, но я понимала — от холода. Я чуть приподняла юбку — на второй ноге были отвратительно неудобные мюли. Я здесь ничего не знаю, самым разумным будет идти за незнакомыми мне людьми и делать вид, что все идет как обычно. Мне нужно время, дальше я разберусь. Может быть, мне действительно это кажется, ничего этого нет, я в больнице и скоро приду в себя.
Я потерла рукой лицо. Я выбиралась и не из такого дерьма. Если это взаправду — выбора у меня нет. Совсем. Категорически.
Мне надо делать все так же, как я привыкла: стиснуть зубы и идти дальше.
Люди уже ушли вперед — и да, моя судьба их не беспокоила. Кто я? Какая-то прислуга? Младшая нелюбимая дочь? Насколько мне повезло?
Я шла по свежему снегу, стараясь не думать о том, что получу обморожение, и отмечала, что у нас — там, где я живу — нет такого снега и не было никогда. Не было нигде из тех мест, где я побывала, а поездила я немало. Все равно дает отпечаток то, что существуют автомобили и промышленность, а здесь он… даже не белый, синий какой-то. И воздух абсолютно другой. Небо низкое, слишком низкое, тянется ровно и бесконечно, и какие-то твари летают в поисках жертвы себе на обед.
Что это за место? Что за мир?
Что-то ухнуло в глубине чащи, и моих сил не хватало, чтобы испугаться еще сильнее, а бородатый мужик оглянулся и неодобрительно покачал головой. Вероятно, уже записал меня в строчку меню того монстра, который высматривал ужин.
Я выдохнула и бросилась за людьми. Бежать мне было легко и сложно одновременно. Что это значит? Тело еще молодое. Но оно не привыкло к бегу — может быть, не привыкло и к непростому труду. Скорее я что-то вроде прислуги или какой-нибудь приживалки: такое нечто, помрет — не жалко, особенно не напрягается, потешает мадемуазель своими ужимками.
Черт, черт, черт. Дыхание сперло, нога потеряла чувствительность, но я уже нагнала сани и свалилась на них. Черт, черт, черт. Мне никто ничего не сказал — хорошо бы не выкинули, если крылатая тварь нависнет над нами. Мадемуазель им явно ценней, а сил у меня — у этого тела — мало. Я, наплевав на то, какие тут могли быть приличия, задрала юбку почти до колен и принялась растирать голую закоченевшую ногу. Вторая замерзла не меньше, но хотя бы она была не босой.