- Ксюша! Я поняла тебя, - прикрывая глаза, откинулась на подушки мама: - Я к нему отношусь с огромным уважением. И узнав за это время, и даже в силу его профессии – тяжелой, мужской, и да – как…
- … к несчастному ребенку. Но он мужик, мама! И вот эта его инвалидность – тот же враг. Да Маресьев танцевал без ступней, мам, ты же помнишь - через слезы и дикую боль… мы можем только догадываться - какую, но он танцевал до кровавых мозолей! Отмачивал культи в холодной воде, снова пристегивал протезы и шел танцевать, чтобы комиссия допустила его летать на истребителе - не абы чём! - выдохнула я и уже спокойнее сделала вывод: - Слабоваты их мужики против наших. Шестая рота, атака мертвецов в первую мировую… Слабо им. Этот их темперамент, закидоны – они только на рывке. А ты попробуй, как Маресьев – месяцами… через пот, боль и слезы, ради великой цели?
- Ксюшка… - тихо проронила мама.
- Да я понимаю все, извини. Но только то, что у вас двоих – оно того стоит. А тут – проститутки… Ладно, мам, меня несет что-то… будто пьяная - от впечатлений, наверное. Хотела спросить о твоей работе - ты же не знаешь арабского?
- Ну-у, - рассмеялась с облегчением мама, - я же занимаюсь коррекцией с русскоговорящими детьми, через русскую речь. Платят очень хорошо. Просто сидеть дома - скучно, да и должна же я хотя бы попытаться компенсировать мужу двадцать семь тысяч долларов штрафа?
- Ужас, мам, - хохотала я, пряча лицо в ладонях: - Это просто немыслимо! Из каких соображений и кому пришла в голову именно такая сумма? Почему сразу не миллион? А можно, я обниму его завтра и расцелую за тебя? Это можно?
- А он в ответ начнет растроганно раскармливать тебя, как меня в свое время, - поддержала она меня .
- Ты доходяга была, тут я его понимаю, - хихикала я, - женщина должна быть мягкой, да?
- Вот и посмотрим – какой ты отсюда уедешь, доходяга? Особенно после сладостей Аннуры. Это через два дня… свежеприготовленные они особо вкусные. Готовься, там тако-ое: холодные щербеты – мятный, лимонный, нуга… особенно темная - с лавандовым медом…
- Стоп, - поднимала я руки в арабском жесте отрицания, - дальше не нужно. Я уже согласна – женщина должна быть мягкой.
Первый раз за эти месяцы я смеялась. И улыбалась просто так – не заставляя себя из вежливости или для Яны. Мне было хорошо.