***
«И снова здравствуйте, — мрачно
подумал я, в третий раз очнувшись от забытья. — Интересно, чем еще
меня порадует дивный новый мир?»
Как оказалось, на этот раз мир
поскупился на приключения, потому что я обнаружил, что нахожусь в
сравнительно небольшой, безупречно белой и почти что идеально
круглой комнате. Белые стены, белый пол и потолок… и посреди всей
этой белизны вдруг я — хмурый, помятый, босой, в окровавленной и
пропахшей гарью рубахе, в пыльных штанах, да еще и со здоровенной
шишкой на лбу.
Правда, болеть она почти перестала,
боль в груди тоже поутихла, поэтому, несмотря на предшествующие
события, я вполне сносно себя чувствовал, более или менее
соображал, да и осмотреться мне ничто не мешало.
Больше всего помещение, в котором я
оказался, походило на лабораторию. Вернее, оно могло бы походить на
лабораторию, если бы здесь стоял хотя бы один стол или имелась
другая мебель. Однако комната была практически пуста. Материал, на
котором я лежал, не походил ни на что, с чем я имел дело раньше —
твердый, гладкий, абсолютно ровный, не холодный и не скользкий.
Вроде бы при этом он не светился, однако в комнате было светло.
Отражения он тоже не давал. Не гнулся под пальцами, не скрипел,
ногтям не поддавался. Не пластик, не металл и не дерево. Да и звук
от него шел глухой, так что я даже спустя пару минут так и не смог
определиться с материалом.
Признаться, когда я обнаружил, что в
помещении нет ни окон, ни дверей, в мою голову даже закралась мысль
насчет психушки, однако я почти сразу ее отмел — может, я и не
врач, однако таких детальных, а главное, последовательных и
многогранных глюков даже у психов не бывает.
Насчет странного материала тоже все
было очевидно — на Земле такого точно нет. Ну и книжки я,
разумеется, читал, поэтому о произошедшем в общих чертах
догадался.
Убился по дурости в своем собственном
мире.
Попал.
Ожил в новом теле и…
И вот с этого момента начинались
непонятки, по поводу которых хотелось бы получить разъяснения.
Проблема заключалась в том, что
разъяснений взять было не у кого — единственным человеком в
помещении являлся я сам. А единственным предметом интерьера
оказался зависший под потолком небольшой, всего-то с теннисный мяч,
ощетинившийся острыми иголками шарик, похожий на стального ежа.
Который, едва я сел, тут же встрепенулся и неуловимо быстро
спланировал вниз, зависнув прямо у меня перед носом.