Я потягиваюсь и с наслаждением открываю шторы, чтобы проветрить
комнату. Захотелось вдохнуть свежего воздуха.
И когда плотные портьеры разъезжаются, все каменеет внутри.
По ту сторону на приоконном карнизе стоит Глеб в полотенце. Он
напоминает героя комиксов — Человека-паука. Ладони плотно прилегают
к стеклу. И если бы я была хиромантом, то могла разложить все линии
на ладонях Вересова, изучив бугры планет и линию любви, предсказав
его судьбу. Но, вероятно, тут необходимо было уделить особое
внимание линии жизни, учитывая обстоятельства.
Лицо у Глеба суровое, глаза перепуганные.
Он что-то говорит, но мне не очень слышно отсюда. А еще ловлю
себя на мысли, что совершенно не понимаю, как открываются эти окна.
Я как-то и предположить не могла, что тут может не оказаться
привычных оконных ручек.
А они вообще открываются? В этих современных квартирах все
весьма непонятно. Может, тут целиком и полностью рассчитано на
вентиляционную систему многоэтажной элитки? Но если Вересов
находится там, а я здесь… Глеб явно хотел меня застать врасплох, но
на эмоциях забыл, что окна плотно закрыты.
— Открой, Мира, я сейчас сорвусь…
Взгляд умоляющий и требующий немедленного подчинения.
Я осторожно приближаюсь к стеклу и смотрю, какова вероятность
того, что мой муж может действительно сорваться с этого
карниза.
Судя по тому, что Глеб уверенно стоит на своих двоих, карниз
довольно широкий. И сорваться он может только в двух случаях.
Первый: если у него есть боязнь высоты. Второй: если на улице
сильный ветер.
И по тому, что полотенце слетает с бедер моего мужа, я делаю
вывод, что сегодня действительно ветрено.
За внешним спокойствием в душе настоящий хаос. Я вижу Вересова
голышом. Как оказалось, на фотографиях, предоставленных Малышевым,
я не разглядела самых главных достоинств будущего мужа. Вернее,
основного такого, большого достоинства.
От увиденного бросает в жар, но я держусь, чтобы себя не
выдать.
Стараюсь себя отвлечь тем, что разрабатываю план по снятию с
карниза Вересова. А то еще убьется по случайности! Не хочется брать
грех на душу. Опять же простыть может или чего себе обветрить
посущественнее.