– Ты что, с ума сошла? Кто станет снимать кино про день рождения Рут? – сказала Нора.
Я объяснила ей, что нынешнее страшное время кончится, все будет по-другому. И мы должны рассказать потомкам, что происходило в эти годы. Она остановилась и ответила:
– Я поняла, и ты права. Сделай такой фильм. Ты единственная из нас всех уцелеешь. Я и Рут – мы не выживем.
2
Очень тяжко было осенью и зимой выходить в потемках из дома, ехать в Шпандау и возвращаться вечером, снова в потемках. Когда я наконец добиралась домой, совершенно без сил после долгого рабочего дня и длинной дороги, там меня ждал одинокий отец: полуголодный, он мысленно весь день оставался со мной.
Часто он обедал в столовой Данцигеров, на Кёнигштрассе. Встречал там кой-кого из знакомых, мог немножко поговорить с другими евреями-вдовцами, находил товарищей по одинокому существованию. Обычно он разговаривал с неким адвокатом из Южной Германии, которого бросила арийка-жена. Раньше этот человек был весьма состоятелен и знаменит.
Данцигеры брали за обед карточку на пять-десять граммов жиров, хотя в супе ни глазка жира даже в лупу не отыщешь. Точно так же обстояло с карточками на пятьдесят или сто граммов мяса. Повсюду в ресторанах тогда обманывали всех и каждого, а тем более евреев, которые могли рассчитывать лишь на такой обед.
Еда у Данцигеров была хуже некуда: так называемый суп – просто подсоленная вода, без ничего. Второе состояло из микроскопического кусочка мяса, мерзкого искусственного соуса и двух картофелин. На десерт – пудинг, тоже на воде с подсластителем.
Хозяйка, Паула Данцигер, страдала тяжелым сердечным заболеванием. Необъятная толстуха с синими губами и прямо-таки слоновьими ногами. Насчет ее дочери моего отца не раз предостерегали: она, мол, сотрудничает с гестапо. Эта Рут, тоже тучная, а вдобавок донельзя прыщавая, за обедом непременно флиртовала со всеми клиентами-мужчинами. И ни один не возражал, каждый говорил ей что-нибудь приятное и смеялся над ее шуточками. Ведь все боялись этой еврейки-шпионки.
Для меня отец каждый день брал домой один из таких омерзительных обедов и вечером разогревал. Я же настолько изголодалась, что ела. Противно, конечно, и не насытишься, но, по крайней мере, хоть что-то.
Часто он еще до моего прихода включал на кухне газ. А услышав в двери ключ, ставил кастрюльку на конфорку, чтобы я незамедлительно получила горячий водянистый суп. Потом мы еще некоторое время сидели вдвоем, и я рассказывала, что произошло днем на работе.