– Я сам.
– Так уж и сам. Вон люди хлеб убирают, а вы автоматами балуетесь.
– Не говори так, мы же за дело…
– За дело? А дело – это работа. Немцев погнали, а вы до сих пор по лесам бродите…
– Так за свободу ж… – Юрко посмотрел на Катрино раскрасневшееся от возбуждения лицо, увидел совсем-совсем рядом синие, синее неба, глаза и добавил неуверенно: – За народ мы…
– А отец в Подгайцах школу открывает, – будто между прочим сказала Катря, но Юрко понял подтекст ее слов.
– Чтобы детей учить большевистской науке?
– При немцах совсем ничему не учили. Твою гимназию когда закрыли?
– В сорок первом.
– Вот видишь! А ты в университет хотел. Во Львове скоро университет откроют.
– Может, и откроют, – согласился Юрко, но сделал вид, что это ему безразлично: даже закрыл глаза и стал покусывать какую-то травинку.
– А я поеду в Ковель.
– С ума сошла?
– Как видишь… – Девушка засмеялась будто бы беспечно, однако какое-то напряжение чувствовалось в ее смехе.
– Что ты не видела в Ковеле? – Юрко быстро поднялся, сел, положив руки на плечи Катре, и заглянул ей в глаза. – Что?
– Пойду в школу.
– А в Подгайцах?
– Здесь только семь классов, а я – в восьмой.
– Так над тобой же будут смеяться: семнадцать лет – в восьмой…
– Пусть смеются, все равно буду учиться. А потом во Львов…
– Катруся, – вдруг сказал Юрко жалобно, – и ты хочешь бросить меня?
– Давай вместе.
– Не могу, – покачал головой, – у меня долг.
– Отец говорил: кто из бандер добровольно сдается, большевики прощают.
– Так я и поверил…
– В Подгайцах на сельсовете воззвание…
– На сельсовете? – удивился Юрко. – Сорока им пропишет воззвание!
– Красные немцев добьют и за вас возьмутся.
Юрко безвольно махнул рукой. Честно говоря, он и сам так думал, но что поделаешь? Уйти от Сороки страшно: оуновцы лютуют, предателям, говорят, нет пощады.
Сидел насупившись, затем решительно вскочил, вытянулся и произнес:
– Ты, Катруся, подожди. – Протянул руку, привлек ее к себе – высокий, сильный, стройный. – Подожди неделю, я вернусь, и мы все решим.
Девушка положила руки ему на грудь, подняла глаза, обожгла голубизной, и Юрко утратил всю свою решительность. А она взлохматила ему русый чуб и тихо засмеялась.
– Глупый еще, – прошептала. – Надо решать: остаешься с Сорокой или со мной?
– С тобой, – сказал Юрко, – только с тобой.
Засмеялась счастливо и прижалась к парню.