–А как же вы ею рубите? – не удержался я от вопроса. – Она же, наверное, тяжелая.
– Ты про кого? – Удивился генерал. – Про мою подругу? – скосил взгляд на саблю.
– Можно ее посмотреть? – спросил я, как будто у хозяина злой собаки спрашивал разрешения погладить зверя.
Кульнев приложил указательный палец к губам:
– Тише! Пусть она спит. Эта трудяга столько голов порубила, что пора бы ей на ковер – отдыхать.
Сначала я хотел обидеться: что он меня за маленького считает? Но говорил он вполне искренне:
– Люблю ее, дуру. Но характер у нее паршивый. Как проснется, как завизжит, из ножен вылетая, сразу крови просит… Ну ее. Пусть спит.
***
На третий день нашего невольного заточения нас поднял Степан.
– Метель стихла. Можно ехать, – сказал он, вынося из трапезной наши дорожные сундуки.
– А генерал где? – спросил я, не учуяв запах крепкого табачного духа в трапезной.
– Генерал съехал еще за полночь.
– Почему же он не попрощался?
– Не хотел будить. А вам просил передать, что очень рад знакомству. Хороший человек. Я его еще с Турецкой помню. Лихой вояка. Беден, правда. Заметили, мундир то у него генеральский, а пошит из солдатского сукна.
Я спустился в трапезную – никого. Только паломники спали в углу возле печки, свернувшись калачиками на подстилках из соломы. И вдруг я заметил на столе трубку. Старую, просмоленную трубку. Так это же – генерала. Я взял ее в руки. Точно – его. Простая, вересковая, с коротким мундштуком. Надо же! Наверное, расстроится, когда не найдет. Да вряд ли вернется. Его же в Петербурге ждут по срочному делу. Я спрятал трубку в карман своего пальто.
***
Звезды ярко горели в чистом утреннем небе. У горизонта белесой полосой отметилась хвостатая комета, словно художник по темно-синему фону мазнул случайно кистью с белой краской. Двое паломников в черных длинных зипунах, с котомками за плечами крестились и шептали молитву. Один из них, как бы невзначай, обратился к нам, указывая на комету:
– Знак божий на небе. Ох, беде быть. Ох, к погибели.
– Чего раскаркался? – рыкнул на него Степан. – К беде, к погибели. Ну-ка пошел своей дорогой. Без тебя тошно.
– Вот, не веришь, мил человек, а я то знаю…
– Топай, – повысил голос Степан. – Протяну сейчас тебя кнутом по хребту – будет тебе погибель. Гадатель нашелся. Знает он…
– Оставь его, – попросил отец. Протянул паломнику золотой червонец. – Помолись за нас и за Отечество.