– Вон. Отличная добыча. Звереныши.
Я осторожно выглянул из-за бугра. Шагах в двадцати от нас резвились два забавных лисенка, рыженькие, пушистые комочки. Тут же виднелась нора, из которой выглядывал третий, пугливый.
– А, барин, на женские муфточки?
– Они же совсем крошечные, – удивился я. – Как можно их убивать.
– Да как, как, по голове тюк прикладом – и все.
– Не буду. – Я повернулся и зашагал прочь. – Где там твой медведь?
Медведя нашли в малиннике, вернее – медведицу. А с ней годовалого увальня-медвежонка, и еще совсем маленького глупого звереныша.
– Во, гляди, как здорово! – обрадовался Федор. – Медведиху сейчас завалим. Годовалого тоже можно. А маленького изловим и цыганам продадим.
– Так, как же он без мамы? – Я представил бедного маленького медвежонка с намордником, на цепи.
– Нормально, – махнул рукой Федор. – Они когти ему повыдерут, да плясать научат под балалайку.
Я весь вскипел от возмущения.
– Не буду! Ну тебя, с твоей охотой. Почему обязательно убивать надо?
– Так на то она и охота, – робко ответил Федор, сдвинув цилиндр набок.
– Веди меня домой, – расстроенно сказал я.
– Ой, барин, жалостливый ты какой. Это ж зверье. Оно для того и предназначено.
Я шагал молча.
– Ну, хоть, давай завтра на рыбалку, – предложил охотник. – Рыбу-то не жалко?
– Рыбу – нет, – согласился я.
– Во, на рыбалку сведу. Хоть и не графское это дело: скукотища…
К усадьбе подошли, когда летнее солнце падало к верхушкам елей. Я увидел, как Степан подводит к крыльцу оседланную лошадь.
– Отец решил вечерком прокатиться? – удивился я.
– Посыльный прибыл из Петербурга. Андрей Петрович письмо прочел и сразу приказал седлать, – мрачно ответил Степан. – Видно что-то срочное, коли верхом собрался на ночь глядя.
Действительно, что-то странное.
Я поднялся в дом. Отец давал Зигфриду Карловичу какие-то распоряжения, застегивая на ходу дорожный плащ.
– Что случилось? – спросил я.
– Неотложные дела, – коротко бросил он, не желая объяснять столь неожиданный отъезд.
– Такие неотложные, что ты решил ночь провести в седле? – не отставал я.
Отец вздохнул, задумался. Очень тихо, чтобы никто, кроме меня не слышал, произнес:
– Похоже, ждут нас тяжелые годины. Не спокойно на границе с Польшей.
– Поеду с тобой, – тут же решил я.
– Нет. Оставайся с маменькой и сестрами, – приказал он.