Ни я, ни она не успели ничего сказать – проснулся и зашевелился Антон.
– Ну, что, голубки, пробудились? – громко проговорил он, потягиваясь.
Он первым соскочил с тахты, натянул брюки, пошел умываться, пока не проснулись соседи… Лора встала, попросила меня отвернуться и начала одеваться тоже.
– У тебя есть чистая тряпочка или вата? – спросила.
Я достал из шкафа чистое полотенце.
– Отвернись! – попросила она.
Краем глаза я видел, что она, приспустив мои лыжные брюки, что-то делала у себя там, слегка наклонившись…
Антон вошел, когда Лора уже оделась и причесывалась перед зеркалом.
А я, облачившись во вчерашнюю свою белую рубашку, сидел на тахте и смотрел. И почему-то особенно к месту чувствовал себя именно в белой рубашке. И не мог отвести глаз. Сердце сжималось от ощущения невыразимого, небывалого родства.
Антон отправился на кухню ставить чайник. Лора обернулась. Медленно подошла ко мне, наклонилась и прислонилась лицом к моему лицу.
– У тебя есть записная книжка? – спросила тихо.
– Конечно.
И она сама написала свой телефон. На работу. Гребнева. Лора Гребнева – так ее подзывать.
Горячая, пылкая нежность сжигала меня, но я сидел, не в силах пошевелиться.
Вошел Антон с чайником. Быстро они с Лорой выпили по стакану. Ушли.
Некоторое время я по-прежнему сидел на тахте неподвижно. В груди возникали спазмы. То радость рвалась наружу, то жгла печаль. Наконец, горячая нежность затопила все. Глаза защипало.
День, однако, уже начался. К десяти нужно было ехать в детский сад, договариваться о фотографии. Я ведь зарабатывал тем, что фотографировал детей в детских садах. Неофициально, можно даже сказать, подпольно. В советском государстве это было запрещено. Это называлось «частнопредпринимательская деятельность» и каралось по закону.
Вчера дозвонился заведующей, на сегодня договорились. Денег совсем уже нет – надо, обязательно надо ехать.
Я опять чувствовал себя, как в тумане.
Ехал в метро, потом в автобусе. Было тихо, пасмурно. Весна, 28-е марта. Значит, вчера 27-е? День рождения матери, давно умершей, а завтра день рождения сестры. Вот ведь совпадение… Маму, как уже сказано, я не помнил живой, только на фотографии. И вот вчера ее день рождения и – эта странная встреча, неожиданное происшествие. Лора…
Вообще-то до Лоры у меня было пять девушек, с которыми был сексуально как будто близок, но по-настоящему ни с одной… Первая любовь – тоже Лора, темноглазая живая девчушка одиннадцати лет в Лесной школе – но то любовь детская, несерьезная, и естественно, что даже намека на какую-либо эротику не было. Еще одна, тоже фактически первая – в городской школе, в восьмом классе. Голубоглазая, со светлыми волосами, Светлана…. Ни одного поцелуя… А вот первую женщину в эротическом смысле вряд ли можно назвать любовью, увы…