Он становится
многословен.
Он становится
суетлив.
Это так не идет
великолепному князю Джандиери, и князь понимает это. Он
успокаивается; проводит пальцами по усам. И кажется: искалеченное
тело Ленки-Ферт на стылом мраморе тоже внимает пылкой речи
облавного офицера.
Не грусти, подруга: я
и в две руки сыграю, как в четыре.
Спасибо тебе, и еще
раз -- не грусти.
Поезд везет в ад; там
свидимся.
-- Полагаю, милая
госпожа Альтшуллер, нам, то бишь стражам общества, приходится
лечить последствия -- тогда как следовало бы устранить причину. Я
имею в виду отнюдь не введение смертной казни за любую попытку
"эфирного воздействия", как ратуют сумасброды-фанатики. Это лишь
привело бы к анархии и насмешкам над властью. Ведь согласитесь:
повешенье циркового фигляра, уличенного в противозаконном методе
глотания шпаг... фарс! комедия! Нет, я имею в виду другое...
Господин полуполковник
умолкает.
Моргает болотными
глазами.
-- Я заказал вам нумер
в гостинице, госпожа Альтшуллер. Вполне приличный нумер; за
казенный счет. С портье оговорено: ваш... э-э-э... ваш
чувствительный Санчо Панса переночует в каморке тамошнего слесаря.
Надеюсь, он не привык к кроватям под балдахином? нет? ну и славно!
Сейчас мы с вами посетим "Картли" -- это единственная ресторация в
здешней глуши, которая заслуживает внимания! -- после чего вы
вольны будете располагать собой до вечера. Потом, как я уже имел
честь говорить -- гостиница.
-- А утром? --
спрашиваешь ты, проглатывая машинальное "ваша бдительность". -- А
утром, князь?..
И улыбаешься: ярко,
ослепительно... расчетливо.
Улыбка не должна
отнять последнее.
Князь Джандиери
улыбается в ответ:
-- А утром, ссыльная
Альтшуллер, вы сядете в вашу телегу и отправитесь к месту
поселения. После чего забудете навсегда о моем существовании, равно
как и я -- о вашем.
Он врет.
Вы оба знаете это.