Затем я свернула направо, чтобы не идти мимо
торгового центра – там всегда такая суета, не люблю по утрам этого.
Затем я вышла к пожарной части. И на этом всё.
Что было дальше – не помню.
Причём это так странно – я ведь точно знаю,
что вышла к пожарной части, потому что там есть такая колдобина на
тротуаре, и я всегда стараюсь смотреть там внимательно, чтобы на
неё не вступить, а то так и каблук оставить можно.
А
потом опа – и я уже здесь, на улице Ленина, среди серых домов и
серых людей.
Чертовщина какая-то!
Мне когда-то операцию делали под наркозом,
так там также было: вот я лежу, врач меня что-то спрашивает, я
пытаюсь ответить и сразу – раз, и опять врач уже говорит, «всё
прошло хорошо, встаём аккуратно и на кресло пересаживаемся». Но там
был наркоз. А сейчас что было? Но то, что что-то было – это точно.
Потому что я вышла из дома за сорок минут до начала рабочего дня.
Идти мне примерно полчаса. Я до пожарки дошла где-то минут за
десять. А здесь уже на часах было почти девять. То есть минут
двадцать – двадцать пять куда-то у меня вылетели.
От
всех этих воспоминаний сердце у меня опять забилось. Так, нужно
где-то присесть и успокоиться.
Я
таки обнаружила невдалеке пусть не лавочку, но небольшой парапет у
одной из витрин. Пусть извиняют, но раз лавочек нету, сяду хоть
там. Не на дороге же мне садиться.
Я
подошла, смахнула пыль и сухие прошлогодние листья и
уселась.
Фух. Вот так уже лучше.
Немного отдохну, минут десять, и пойду дальше
искать.
Как-то здесь совсем безлюдно. Сердитый дедок
ушел, а больше спросить и не у кого.
Сумку я поставила на землю, а вот газета так
и была у меня в руке.
От
нечего делать, я машинально развернула листы (нет, прикладывать к
голове я и не собиралась, просто решила отвлечься). Я глянула на
неё и глаза полезли на лоб: на первой странице стояла дата – 2
марта 1992 года!
–
Ты что творишь, придурок? – возмущенно прогудел густой бас,
настолько низкий, что аж уши закладывало и хотелось срочно
выдохнуть и продышаться.
–
Но ведь хорошо же всё получилось, – хихикнул второй голос, чуть
повыше и с красивым стеклянным отливом.
–
Да ты хоть понимаешь, что если Он узнает, то что потом будет? –
прошипел первый.
–
Не узнает Он, – сотней хрустальных колокольчиков рассмеялся
второй.
–
Ты зачем это сделал?! Ты хоть понимаешь, что ты
натворил?!