– Ну, все хватит! Это просто невыносимо! – сказала она вслух. – Раз так, я поеду к Гринвичу!
Ульяна решительно схватила куртку – пальто следовало отнести утром в химчистку – но тут зазвонил телефон. Она подбежала и схватила трубку. Ночные звонки, а было достаточно поздно, всегда пугали ее. Точно так же звонил телефон, когда ей сообщили о смерти бабушки. Тогда она услышала молоденький голос медсестры, сейчас – незнакомый баритон:
– Пуговицы – не какая-то ерунда! А человек, приложив усилия, может осуществить свою мечту! Слово «невозможно» придумали слабаки!
Уля не поняла, кто ей звонил и зачем. Скорее всего, и не могла понять, но она, наконец, вспомнила, что ее тревожило и расхохоталась в полный голос, практически разразилась истерическим смехом. Наверно, психологи назвали бы такой гогот эмоциональной разгрузкой и, наверное, они не ошиблись бы.
«Непомусена перекладывала и забыла! Оторванная пуговица! Это какой-то бред, – смеялась она. – Просто пуговица. Я хотела ее поднять! Ну, это же, и правда, такая ерунда! Совсем все стерлось, осталось только многоточие, которое, наконец, превратилась в громкий восклицательный знак! Ого-го!»
Возмущаясь глупыми переживаниями, Ульяна прилегла рядом с Непомусеном на диван.
Глава 3. Марк
– Это колонна в фойе, – объяснил Алик появление небольшой гематомы на лбу. – Пустяки, конечно, но и она причинила мне боль.
Час, отведенный на Холодова, уже подходил к концу, но Марку никак не удавалось заставить мужчину как-то озвучить причину его депрессии. Алик говорил о чем угодно: о магазине за углом, о донорстве, о сэре Джоне Фальстафе, о трехдырочных пуговицах, но только не о себе. Все попытки перевести общение в русло взаимоотношений психотерапевт-пациент заканчивались полным провалом. Он сразу менял тему на другую. В последней же фразе появилось местоимение «мне», конечно, еще не «я», но уже что-то.
– Стукнуться лбом о колонну должно быть больно! Но вы же не станете ее обвинять? – аккуратно поинтересовался Марк, выразительно щуря глаза.
– О, конечно, стану! Только глупец считает, что сам врезается в дерево или бьется о косяки! Это тоже самое, что сказать, «я потерял какую-то вещь». Боже упаси! Я не властен, что-то сделать потерянным. Я просто не знаю, где она сейчас находится. Я, скорее, потерялся сам! Вот и все. Ведь вещица лежит себе преспокойно на месте и, пожалуй, смеется надо мной. Ведь так, доктор?