После отъезда мародеров друзья первым делом занесли в подсобку минералку и продукты. Психи их пока не беспокоили. Обезглавленная туша рубера производила впечатление, и ближе чем на пятьдесят метров к ним никто не приближался. Приблудившуюся собачонку Сухроб щедро накормил, и она принялась их охранять, взлаивая на каждый посторонний шум или движение. Максим назвал ее Маруськой, и коллектив увеличился на одну боевую единицу.
Не обошлось и без сюрпризов. Отрезанную башку монстра рейдеры увозить не стали, и она торчала, нанизанная на воткнутую в газон палку. Сухроб не побрезговал ее перевесить на обломок стекла в окно кафе, и голова сейчас свирепо скалилась на улицу зубастой пастью. Располосованный затылок от темени и до самой шеи зиял глубокой раной, и Максим пришел к выводу, что мародерам изначально требовалась не вся голова, а всего лишь кусок мозга твари. Кто знает, может, за него хорошо платят?
Перенасыщенный событиями день меж тем заканчивался. На улице темнело. Что-то тут опять было неправильно. Блин! Да тут все неправильно! Время вечер, полдевятого, на улице темнеет, но мы находимся в Архангельске, и на календаре ноябрь. А в ноябре солнце обязано садиться днем, и при отсутствии уличного освещения уже в четыре темнота должна стоять кромешная. И как это понимать? Магнитные полюса Земли сместились и его северный город сдвинулся на широту Сочи? Снова вопросы без ответов… И голова, ну что с ней делать, как она болит!
Зайдя в подсобку, Макс застал таджика за необычным делом. Тот кормил Маруську. Необычность кормежки состояла в блюде, которое ей предлагалось, и Максим замер, стараясь не мешать процессу. Сухроб взял пластиковую банку от лапши, накрошил в нее тушенки и сейчас поливал мясо лекарством мародеров из бутылки. Маруська стояла рядом, повизгивая от возбуждения и готовая приступить к трапезе немедленно.
– Все, Максим, я ни магу больше, сил нет! – жалобно простонал таджик. – Башка балыт, жрать нада, а жрать – рвать будет!
– Я сам такой, Сухроб. Консервы видел? Мясные, рыбные, печенье, сок.