– И то, что мертв, тоже не говорит.
– Да. Вы ни с кем не связывались, не звонили домой из Пекина?
– Клянусь, что нет.
– Как он вас нашел? Это невозможно, – Эмиль повторял мои мысли. – Под фамилией Макина вы неизвестны. Даже если бы Ремисов раскололся, о новых документах он не знал.
Я прикусила губу.
Еще раз имя мне меняли в Китае.
Я уже понимала, почему. Эмиль знал, что Андрея взяли. Неизвестно, убили его, ушел он или его забрали и подвергли пыткам, чтобы выбить информацию. У них с Эмилем был уговор. Даже Андрею не сказали, куда нас увозят. Документ нам с дочкой меняли из тех же соображений – старую фамилию Андрей знал. Эмиль поменял несколько букв, чтобы мне было привычнее. Окончательно запутал след. Андрей не знал о нас ровным счетом ничего.
– Я нарисовала убийцу, – добавила я. – Пришлю, вдруг вы его знаете…
– Вам нужно уезжать.
Я оглянулась на измученную температурой, спящую Анюту, и мысленно согласилась.
– Через два дня я буду в Москве, можете улететь со мной в Пекин. Оставайтесь в гостинице, никуда не выходите. Я позвоню.
– Спасибо, – искренне прошептала я, всегда помня, что он мог отказаться.
– Пока не за что.
Он первым бросил трубку. Я сфотографировала рисунок рядом с лампой, чтобы света было побольше, и выслала Кацу.
Пришло сообщение: «Выясню, кто это».
Я отключила телефон и осторожно легла с дочкой. Голова гудела, свинцовые веки опустились сами. Я к этому состоянию привыкла, когда родилась Аня, и даже овладела волшебным даром засыпать, как только голова коснется подушки. Кукла оказалась между нами. Я обняла игрушку с другой стороны, как дочка.
Как его не хватает… Не хватает тепла, руки на щеке, поцелуя в темя. Придется вернуться в Пекин. Если он погиб: он сделал это ради нас, чтобы со мной и Аней все было хорошо. А если жив…
Я открыла глаза, устало глядя в потолок.
Если Андрей жив, и на меня вышли, используя почти шахматную комбинацию – тем более я должна уехать.
Не стоило приезжать.
В Пекине было сложнее, но там я думала об Андрее меньше. Москва пробудила воспоминания. Вместе с ними пришла боль.
Неизвестность так тяжела: постоянно дает ложную надежду, а затем отбирает. Иногда ужасный конец предпочтительней – его можно принять. Пройдет ли моя тоска по нему? Или до конца жизни я обречена переживать это?
Я засыпала со слезами на глазах. Во сне пришел