— Как любая мать, я не в восторге от охотниц за нашим состоянием, но... Ты — хорошая девочка. Нелегко идти против общества, но я бы на это пошла, если бы мой... мой... Аби! Мой мальчик...
— Что с Клайвом?
— Не знаю, — она встала, подошла к окну, и немного помолчав, продолжила. — Он... Говорят, что ещё легко отделался.
Я незаметно сжала кулаки. Ничего себе, «легко»! Вспомнила, как выглядит аура некромага, и тут до меня дошло, что его мама — зверомаг, а значит, тоже всё это видит.
— Никто не может помочь, — послышался тихий голос. — Ему и остальным некромагам из отряда. Даже милорду Ройсбургу! А уж при его влиянии и связях... Как бы сильно милорд ни скрывал, слухи всё равно идут... в обществе. Шёпотом, конечно. И далеко не везде, но... Говорят. Говорят, с ним произошло что-то совершенно ужасное. И теперь он...
— Сидит в своём поместье, — догадалась я, и от этой мысли всё внутри похолодело. — Ну, конечно! Всё сходится. Клайв... Он пытался мне намекнуть. Ройсбургу зачем-то понадобился растомаг. Меня определили к нему.
— Аби? Девочка, — глаза у мамы Клайва вспыхнули сумасшедшим блеском. — Поезжай! Может быть, ты что-нибудь придумаешь. Или вы придумаете вместе, на стыке. Всегда считала, что борьба за чистоту магических потоков — чушь! Полукровки — самые сильные, и на смерть власть их отправляет лишь из страха соперничества.
Последние слова были сказаны одними губами. Ещё бы! За подобные воззрения можно лишиться титула как минимум, если не угодить в тюрьму. Тем не менее разговоры подобного толка — не редкость. И в Академии, я знала, создавались тайные общества в защиту тех, кто по каким-то непонятным причинам обладал несколькими видами магии.
Таких либо лишали магии вовсе, либо отправляли на войну. Редко кто становился артефактором — этого обычно боялись больше всего. Считалось, что ниже падать некуда, и лично я никогда не понимала — почему?
— Я готова участвовать, — продолжала миледи. — Всё, что угодно! Зелья, растения. Деньги, в конце концов! Аби? Аби, ты меня слышишь?
— Я сделаю всё, что в моих силах. Клайв мне как брат.
— Ему дают полгода. Полгода...
— Нет! Я... Мне надо его осмотреть!
Мама Клайва подошла к столу, позвонила в колокольчик, и когда вошла служанка, на её лице не было и следа слёз.
— Миледи, — поклонилась румяная девушка в белоснежном фартуке, глядя на который я тут же вспомнила свои тюльпаны.