Главным моим потрясением был ежедневник географа Анатолия Николаевича Запевалова из школы, где я преподавал после университета. Он, правда, все записывал. Все дела. А по исполнении вычеркивал, так что чудесная книжечка в обложке из кожзаменителя содержала в себе только зачеркивания. По сути арт-объект, между прочим.
Да, дневниковая пунктуальность. Я как-то читал дневники Островского, Александра Николаевича. Книжка вышла, по-моему, где-то в восьмидесятых. Там много было чудесных мест. Вот летом Островский записывает события дня. Примерно так (лень цитату искать): «Встал в 6:30. Пасмурно. На омуте у мельницы. Два окуня и ерш». И всё. Больше ничего не случилось. На следующий день то же самое. Ну, может быть, только погода другая. И вместо окуня – лещ.
А ведь великий драматург был!
Представь: между ершом и окунем – «Гроза». Ну, или «Бесприданница».
Вот что значит рыбалка!
И сухая объективность.
Я выступает в роли такого сейсмографа. Фиксирует колебания. Я ориентировано на внешний мир. Увидел – записал.
Дневник не обязан быть ежедневным саморазоблачением, собранием тайн и интимных подробностей.
«Если я и не проживу достаточно, чтобы быть знаменитой, дневник этот все-таки заинтересует натуралистов: это всегда интересно – жизнь женщины, записанная изо дня в день, без всякой рисовки, как будто бы никто в мире не должен был читать написанного, и в то же время со страстным желанием, чтобы оно было прочитано; потому что я вполне уверена, что меня найдут симпатичной; и я говорю все, все, все. Не будь этого – зачем бы…» (Мария Башкирцева)
Каков задор!
Лучше не скажешь.
«Если снять с себя одежду, то телу станет студно, а душе стыдно», – писал Павел Александрович Флоренский.
Не всякой душе, разумеется.
Прошедшее столетие дало такие примеры разоблачения, что куда до них Жан-Жаку Руссо.
«Заголимся и обнажимся» – этот лозунг «Бобка» стал расхожим товаром, настолько расхожим, что, кажется, в моду входит прикровенность. Не Жан Жене, не Генри Миллер, не «Голый завтрак» У. Берроуза, а чинная трапеза, скромное утаивание.
Не Мария Башкирцева, не Вера Павлова, а Полина Барскова, если нашими деньгами. Действительно, как улитке выйти из своего домика, ручейнику покинуть свой футляр?
Но ведь и пребывать в нем томительно. Запрешься в коконе самого себя, и поразит тебя дурная бесконечность саморефлексии подпольного человека, недуг самопоедания.