По крайней мере Наймира предположила, что поскольку Ворон указал ей на кучу одеял и мехов, которые, по-видимому, считались здесь постелью, её никто не собирался беспокоить и спать предстояло в тепле. Айма практически уложила её, даже помогла найти положение, в котором было бы не так неудобно лежать.
- Постарайся немного отдохнуть, - напутствовала она.
- Мастиф, - скомандовал Ворон. – Сторожить.
Лев, маскирующийся под собаку, плюхнулся на землю возле «кровати» Наймиры.
- А ты – не делай глупостей, - закончил вожак.
«Я сделаю всё возможное», - подумала Наймира, но вслух ничего не сказала, потому что собака смотрела на неё взглядом почти таким же осуждающим, как и её владелец.
Затем все трое скрылись за ширмой. Наймира вздохнула было с облегчением, но прошло несколько минут и начались… звуки.
Сначала это были тихие голоса.
Айма говорила, что «она прямо там», и Ворон хихикал что-то, что было трудно разобрать, а затем Захарель замечал, что «рад, что завтра она станет проблемой для кого-то ещё». Потом ещё какой-то шум, что-то вроде хриплого звука, который смутно походил на стон, и о…
Ох.
Наймира не была какой-нибудь краснеющей девственницей, но она определённо краснела прямо в этот момент. Радуясь, что её никто не видит (кроме проклятой собаки), она попыталась глубже закутаться в одеяло, в надежде, что это хоть немного поможет.
Это не помогло. Звуки становились всё непристойнее и были достаточно громкими, чтобы Наймира легко представила, что там происходит. Или, если точнее, достаточно громкими, чтобы она не могла перестать это представлять. Айма, несмотря на её первоначальные протесты, была самой громкой из троих, но временами голос Ворона звучал так хорошо, что Наймира задалась вопросом, не делает ли этот человек это нарочно?
- Если ты так беспокоишься о шуме, - заметил он. – Возможно, Захарэлю стоит дать тебе что-нибудь, чтобы занять твой рот.
- Полагаю, меня можно уговорить предложить ведьме свою помощь.
Наймира зарылась лицом в меха и захныкала. Казалось, они занимались этим часами. Она была почти рада, что её руки связаны, поскольку это устраняло любое искушение прикоснуться к себе, но не настолько рада, чтобы не подумать, что это какая-то новая форма пыток. По крайней мере, утешила она себя, ей предстояло иметь с этим дело всего одну ночь.