Я вздохнул и откинулся на спинку лавочки. Похоже, никого это не
взволновало. Кто-то пил воду, кто-то весело общался с соседом.
Почему я не удивлен? Гладиаторы по определению люди не чуткие,
помер Максим — да и хрен с ним. Ошибся, бывает.
Третий волк отказался сражаться совсем. Точнее, похоже это была
волчица — более изящная, если так это можно применить к панцирной
твари, и белого окраса. Да и размером поменьше. Это создание силком
вытащили на арену, и гладиатор приготовился отразить нападение с
помощью шипастой дубины.
Вот только боя не получилось совсем — тварь была не то, что не
агрессивна, совсем наоборот. Она попыталась вернуться туда, откуда
ее выволокли, но там уже была закрыта решетка, и ничего у нее не
получилось. Гладиатор стоял, перехватывая поудобней дубинку, и
ждал. Но волчица совсем не хотела сражаться. Отпрянув от клетки,
через которую ее били стрекалами, она лишь села на арене, всем
своим видом показывая, что ее это не касается. Мне даже жалко ее
стало, как-то так.
Толпа на трибунах бесновалась. Крики, свист и улюлюканье
доносились со всех сторон. Особо разочарованные зрелищем зрители
вскочили на лавки и истошно орали. Кто-то крикнул — «Убей!» И вот
уже толпа сначала нестройно, потом уже слаженно скандировала этот
призыв.
Гладиатор пожал плечами и с дубинкой наперевес пошел к волчице.
Взмахнул дубиной, и...
Только тогда до нее дошло, что сейчас ей придет конец. Но она не
стала атаковать, только уворачивалась от дубинки гладиатора.
Раззадоренный гладиатор махнул дубинкой раз, другой... В какой-то
момент неловкое движение твари привело ее точно под удар била. Она
отлетела от могучего удара и впечаталась в прутья клетки, упав
затем замертво.
Гладиатор даже смотреть не стал — плюнул в ее сторону и
повернулся к разочарованной толпе. Выступление не задалось.
Униформисты засуетились, готовя арену к чему-то важному.
— А теперь — гвоздь программы, наш непобедимый чемпион Ристалища
— Железный Штырь! — торжественно объявил шпрехшталмейстер.
Меня пробрал смех. С таким погонялом только в жесткой порнухе
сниматься, но никак уж не на арене выступать. Но толпа на трибунах
не разделяла моего скепсиса, судя по их животному ору восторга.
— Штырь! — скандировали они. — Штырь!
Я, скрестив ноги и руки, смотрел, чем дело окончится.
Театральщина голимая — герой не появляется на арене, пока публика
не дойдет до точки кипения. Точно! И не со скамейки вышел, подлец,
а с выхода с арены.