Я сильнее стиснул зубы.
— Так точно, сэр.
Торн посмотрел на меня сверху вниз, засунув руки в карманы.
— Уверен?
Я кивнул. В его голосе мелькнуло сожаление, даже печаль.
— Руки! — приказал он. Я не успел подать, как он сам схватил мои запястья, выставляя ладони вперед тыльной стороной вверх.
— Мне жаль, — коротко произнес он.
Я даже почти поверил, что ему действительно жаль, когда он рассекал тонкими прутьями мои пальцы, один за другим. В горле поднялась желчь, но я сглотнул ее, стараясь смотреть на его длинную тень, отсчитывая сколько раз дрогнет свет в лампе.
— Ладони на стену! — скомандовал он, и я послушно прислонил их к холодному камню. Прохлада приносила облегчение.
В следующий миг мое сердце заколотилось так, что я ничего не слышал из-за громко шумящей крови в ушах. В руке капитана был кирпич. Как только он приблизился, я инстинктивно отдернул руки, спрятав их за спину.
— Ладони на стену! — строже повторил он.
Собрав все силы, я напряг свои руки — исцарапанные и кровоточащие — и, закрыв глаза, прислонил к серому камню. Пальцы дрожали.
Я со всех сил зажмурился, чтобы не видеть того, что произойдет. Торн замахнулся. Наступила оглушительная тишина.
Но удара не последовало.
Капитан резко развернул меня к себе, схватив за подбородок, поднял голову, заставляя смотреть ему прямо в глаза.
— Это было последнее предупреждение, Ник! В следующий раз, если я или кто-то еще застанет тебя за какой-нибудь ерундой вроде рисования, я этим самым кирпичом, — он потряс им возле моего лица, — разобью каждый твой палец. Так что ты не просто карандаш в руках держать не сможешь, но и курок больше никогда не спустишь. Ты вылетишь отсюда за ненадобностью в самый паршивый интернат, ты меня понял?
Я, боясь даже моргнуть, кивнул. Он резко меня отпустил. Вернее оттолкнул.
— «Солдат не должен рисовать!» Именно эту фразу ты сейчас напишешь столько раз, сколько места на доске хватит!
Я, стиснув зубы, бросил взгляд на то, что капитан засунул мне в руки. Кусок мела.
И целая бетонная стена расстилалась прямо передо мной.
***
Казалось, этот день никогда не закончится. Мы стояли с братом перед выходом на улицу, где на центральной площади, которую парни между собой так и именовали «позорной», в два ряда выстроились курсанты. В этом и заключался эффект порки – одним махом напугать как можно больше учеников. Когда в интернате несколько сотен мальчишек, то с каждым не побеседуешь по душам — проще выдрать одного, чтоб другие боялись.