Незримое звено. Избранные стихотворения и поэмы - страница 20

---

---

И не настолько здрав и бодр

толкаю двери в старость,

чтобы себе наперекор

прожить то, что осталось.

Я ленту нежную люблю,

забытую на ставнях,

и я скорее перепью,

чем что-нибудь оставлю.

Не зря мы свиделись, не зря

пустынною любовью

и ты забудь, что умер я,

я проживу тобою.

«Когда-нибудь приходит смерть…»

Когда-нибудь приходит смерть

и в нашу комнату и в нашу

заправленную салом кашу

и сердцу тукнуть – не посметь.

Тай, тай душа, гнилой весною

валясь в блестящие глаза,

я только и хотел сказать,

что сердце все еще со мною.

И ты, мой ангел голубой,

пришедши губ моих отведай

и смертоносною победой

посмейся над самой собой.

«И кинула: Звони! – Зачем?..»

И кинула: Звони! – Зачем?

мне только бы успеть на пересадку,

я призрачен и без остатку

весь умещусь на собственном плече.

Напевный холод одиночества

опять к себе меня влечет.

Монахов вечное отрочество

как незаслуженный почет.

Густея болью и тревогой,

дорога зыбкою рекой

протянута от нас до Бога

и кинула – Звони! – На кой?

Я так спешил на пересадку,

прыжком срезая переход,

роняя драгоценный лед,

голубоватую оглядку.

«Твои горящие глаза…»

Твои горящие глаза,

моя бесцветная усталость

вдвоем уходят в небеса.

Что с нами сталось? Нам осталось

через плечо прокинуть взгляд

и врозь, пока жиреет сумрак,

податься неспеша назад

и доживать, ополоумев,

и доходягой в высоту,

не глядя прыснуть с разворота,

хотя еще горчит во рту

невычищенная забота,

и дух мой слабый и немой

заклинило в плечах усталых,

и повторяю: Боже мой,

что с нами сталось, нам осталось?

«Любовник должен быть смешон…»

Любовник должен быть смешон,

смешон и не настойчив,

затем, чтоб оглянулся он,

не доходя до точки.

Не доходя, душой в кусты,

а головою в плечи,

он две минуты суеты,

слиняв, сменял на вечность.

Любовник должен быть смешным

и в общем равнодушным

к тому, что женщине с другим

достойнее и лучше.

И рук, и губ посторонясь

с холодною опаской,

и так он полон про запас

одной скользящей лаской.

Но поутру, взлетевши вверх,

уже в небесной смуте

он дал бы жизнь и дал бы смерть

за эти две минуты.

«Тот хрусталь, который ты дала…»

Тот хрусталь, который ты дала,

понадеявшись и глянув со значеньем

за спину мою, где два крыла

на асфальт отбрасывали тени,

я потом с одежды собирал,

тряс в ладони и ловил по звуку,

будто бы играя жал и жал

тонкую натасканную руку.

И ничем не выдам то, что мне

съобезъянничав пошла навстречу

Следующая страница

---

---