Я осторожно переступил порог. На полу, покрытом зеленой ковровой дорожкой, сидела девочка с длинными волосами и складывала теремок из разноцветных кубиков.
– Ты кто? – спросил я.
– Я Рита, мамина и бабушкина дочь, – ответило мне милое существо голоском девочки Оксаны из моего прошлого.
– А в садик ты ходишь?
Она молча кивнула, продолжая серьезно играть.
– А воспитательницы у вас хорошие? – отчего-то поинтересовался я.
– Тетя Маша хорошая, добрая, а тетя Зина плохая, злая.
– Понятно. А хочешь знать, как меня зовут?
Девочка Рита отрицательно качнула головой.
Настоящее Оксаны тоже становилось мне более-менее понятным.
– Меня зовут Герман, и я учу детей в школе. Учил, гм-гм.
– А чему ты их учишь? Чтобы они тебя слушались? – спросила Рита, любуясь теремком.
– Славная малышка, – как воспитанный взрослый сообщил я Оксане, которая вошла в комнату с откупоренной бутылкой «Рислинга» в одной руке и двумя узкими фужерами в другой (подчеркнутую независимость, а может, и страх обрести зависимость, кто знает, я читал в каждом движении). Из уважения к гостю она набросила на себя светлую блузку, больше не изменив в своем облике буквально ничего. Уважение к гостю подозрительно напоминало форму уважения к самой себе. Во всяком случае, я не чувствовал, что именно меня собираются радовать свежим нарядом.
– Мы одни растем, без папы, нам положено быть славными, – сказала она спокойно, без вызова, разливая вино.
– Интересно, а наши воспитательницы были хорошими? Я их совершенно не помню. Помню только чье-то круглое лицо. Круглое почему-то считается добрым, а вот если морда клином…
– Я не помню вообще ничего из раннего детства, даже нашей свадьбы, извини. Хотя и верю, что она была.
– Хороших воспитателей и учителей не помнят. А вот монстров запоминают навсегда.
– Какой смысл пить за прошлое, которого не помним, верно? Давай выпьем за будущее, которого не знаем.
В этот момент Рита попросила включить ей телевизор, чтобы посмотреть «Спокойной ночи, малыши». Но передачу отменили: Брежнев все-таки умер. По всем каналам звучала изысканно скорбная музыка. Весь классический траурный репертуар мира был у ног звездного генсека.
Мы выпили, и я сказал:
– Мне кажется, я знаю свое будущее. Я его чувствую.
И ни с того ни с сего добавил:
– На днях я ухожу из школы.
– Почему?