— Бум! Бум! А-а-а!!! — громко и
звонко раздалось с другого боку. Миклуш со всей дури лупил
поварёшкой по котелку и ещё не ломающимся тонким детским голосом
добавлял шумового эффекта. И ведь ни фига не боится! В глазах
только азарт и веселье. Мальчишка — ему бы с игрушками возиться, а
не лагерь охранять. — Бум! Бум! А-а-а!
Етить! Ну, нахрена я сюда полез-то?!
Сами бы справились, без меня! Так нет, бугор должен быть на
передней линии обороны! Ага, оглохший и дезориентированный. Но пора
и мне что-то делать, а не стоять просто мебелью. Вскинув вверх
правую руку со взведённым, но без болта, арбалетом тоже заорал:
— Пошла! Пошла отсюда!
И лишь Агееч не участвовал в этой
вакханалии. Он стоял на облучке фургона, чтобы быть повыше, и
положив арбалет на скамейку, задумчиво скрёб свой идеально выбритый
подбородок.
Ану, выскочившая до этого из густых
зарослей низкорослого кустарника, частично скрытого в тумане, и
грациозной иноходью мчавшаяся в сторону нашего лагеря, остановилась
и плюхнулась на свою тощую задницу, обиженно взревев.
Этих зверей, очень походивших на
земных бурых медведей только с чёрно-угольной шерстью и размерами
раза в полтора побольше, мы решили не убивать. Отпугнуть, прогнать
по возможности.
— Здесь мы можем ану или хозяев
по-другому встретить. Бывалые бродяги стараются их не трогать, —
рассказывал нам Агееч, когда мы только что телепортом перебрались
на берега Туманного болота. — Если уж только совсем выхода нет. Но
и те неглупые, с ватажниками обычно краями расходятся. Пугают,
конечно, как без этого, на слабо взять пробуют, но до драки дело
почти никогда не доходит. Бездумно нападают только те, что уже
совсем волоцюгами стали. Этих валить надо сразу, пока бед не
натворили.
— А почему бродяги их не трогают,
дед Агееч? — влез, очень полюбивший рассказы старика, Миклуш.
— Потому что ану следят за своей
территорией. Нежить всякую не терпят и по возможности давят там,
где встречают. Этим они с нами бродягами очень схожи.
Первый ану, мощный самец тридцать
девятого уровня, заявился к нам в лагерь на следующее же утро,
после нашего прибытия. Встав на задние лапы в метрах пятидесяти от
фургона, он постарался впечатлить нас своим ростом и рёвом. Не
впечатлил. Мы его встретили более громогласно. Особенно старался
пацан, которому Агееч подсказал, как это сделать максимально
эффективно. Через несколько минут такого концерта топтыгин, вновь
встав на четыре лапы, то и дело оглядываясь и обиженно ворча,
покосолапил обратно в кустарник. Мы с Агеечем потом по следам
прошлись. Ушёл ану, далеко. И мы надеялись, что не вернётся, пока
мы тут.