Гюрза прожгла ее взглядом, полным ненависти, и
заорала на Остапа:
— А ну дай сюда!
Она стала выхватывать из его рук яйцо, преодолевая
вялое сопротивление. В итоге оранжевый желток потек по пальцам
режиссера.
—
И не смей его слизывать! — приказала стервозная девица. И посмотрев
на всех остальных, яростно бросила: — Вы — жалкие, мерзкие
дегенераты!
Не тратя больше слов, Гюрза громко взвизгнула и
умчалась куда глаза глядят, эмоционально размахивая
руками.
— Она вернется, — тихо вздохнул Остап. — Перебесится
и вернется.
— И часто с ней такое? — спросила Джей.
— Бывает порой...
Джей подошла к Остапу и обняла его. Он склонил голову
на ее плечо и снова вздохнул.
Так как делать было нечего, решили покемарить. Денек
выдался тот еще, да и похмелье никто не отменял. А чтобы не спать
на голой земле, в качестве покрывала использовали
парашюты.
Остап и вернувшаяся Гюрза демонстративно
расположились отдельно. Остальные трое легли штабелем у ручья,
который убаюкивал их своим журчанием. Кабан тут же затеял разговор
из серии: «А знаете, что бы я сейчас съел?», но ему приказали
заткнуться, пригрозив расправой. Тогда он поинтересовался планами
на ближайшее будущее:
— А что, если мы не встретим никого?
— Пойдем искать кишлак, — сказал Луцык. — Ты ведь был
в Казахстане, не так ли? Там много кишлаков?
— Да я в городе в основном жил, в Алма-Ате. Где-то
пару раз на природу выбирались. На бабушкину дачу.
— И что, красивый город Алма-Ата?
— Большой.
— Это хорошо.
— Там шашлык на каждом углу, плов,
манты...
— Слушай, Кабан, еще раз о жратве заикнешься, я тебе
рыло начищу и не посмотрю, что ты мой друг.
— Все. Нем как
рыба.
Но молчал он
недолго:
— А хотите, я вам
свой сегодняшний сон расскажу?
— Валяй. Все равно
делать нечего.
— Значит так. Во
сне мне было дико страшно. И вот почему. Снилось мне, что
парю я на огромной высоте, держась левой рукой за стенку
какого-то люка. Оттуда свисает канат, и я правой рукой пытаюсь
намотать его вокруг запястья, затем отпускаю левую руку и цепляюсь
ею за канат чуть выше правой руки. Теперь держусь крепко. Страшно,
но уже не так. И тут оказывается, что этот люк — люк самолета. И
раздается голос пилота: «Ну что, погнали?!». А я говорю: «Да». Мы
набираем скорость и теперь я уже не свисаю на канате, а лечу за
хвостом самолета, как на водных лыжах за катером. Самолет,
оказывается, реактивный. Я вижу, как из сопел вырывается огонь.
Канат не длинный, и я кричу: «Почему меня не обжигает?». А вместо
ответа пилот мне кричит: «Ну что, покажем класс?». А я говорю:
«Конечно». Тогда он снижается, и мы начинаем лавировать сначала
между крышами домов, потом еще ниже — в потоке городского
транспорта. Когда мы пролетаем совсем рядом с каким-то
троллейбусом, я пытаюсь лягнуть его в бок. На нас восторженно
смотрят пассажиры. Когда мы его обгоняем, то я отпускаю левую руку
и салютую водителю. Водитель мне улыбается и салютует в ответ...
Потом не помню. Какой-то завод, и на проходной почему-то сидят
торговцы с футбольной атрибутикой...