Впрочем, я отвлеклась. Так, вопрос обеда по-прежнему актуален,
хотя… Зная грас Бонизу – а за эти месяцы я уже достаточно успела её
изучить – я предполагала, что еды она наготовила больше, чем на
день. И оказалась права: в холодильном шкафу стояла кастрюля с
супом, а на столе – блюдо с пирожками, накрытое салфеткой. Вчера-то
вечером мне было не до еды со всеми этими заботами, да и в городе
успела подкрепиться, а деду, видимо, не до еды было тем более. Ну
что же, уже легче. Но готовить всё равно придётся, ибо неизвестно,
как надолго задержится грас Бониза по своим делам, а в школу мне
ходить надо. Значит, наготовлю еды впрок.
Помимо омлета, к завтраку я решила добавить еще несколько пирожков,
только их надо подогреть. Откинула салфетку с блюда, и обалдела: на
самой верхней булочке, свернувшись клубочком, сопела наша эльфийка,
сложив свои дивные крылышки и подложив под щеку ладошку. С приходом
зимы Фиола часто ночевала в доме – но не в пирожках, а в цветках!
Да что же это такое творится? Как уехала грас Бониза – так никакого
порядка в доме!
- Фиола! – тихонько позвала я эльфийку. Видя, что та и острым ухом
не повела, легонько коснулась её пальцем и снова позвала, чуть
громче: - Фиола, проснись!
- Отстань, - спросонья буркнула девушка, отталкивая своими
маленькими ручками мой палец, и натягивая на себя салфетку, как
одеяло.
Я тут же вспомнила, что эльфов будить нельзя, но, вроде бы, это
относилось не к ночному сну, а к их спячке, в которую они впадали
пару раз за год, и которая длилась несколько дней.
Ладно, проснётся, когда захочет, а то какая-то она помятая, что ли.
Пусть и правда выспится. Такое ощущение, что они вчера с дедом на
пару квасили. Или, что вероятнее, эльфийка надышала от деда
алкогольными парами, вот её и сморило в неположенном месте. Но
хорошо хоть нашлась, а то я уже волноваться начала.
Заглянув в комнату к деду и обнаружив, что и этот кадр всё еще
дрыхнет, позавтракала в одиночестве и отправилась поливать цветы.
Пока прошлась по всем клумбам – не меньше часа прошло. Их же не
просто полить надо, а еще и где-то подвязать упавший бутон, где-то
сорняк вырвать. Вернулась я как раз, когда дедушка Яков выполз из
своей комнаты, виновато пряча глаза. Но это была уже не та больная
вина, которую я наблюдала в его глазах вечером: тут, скорее был
стыд – от того, что я его вчера видела в невменяемом
состоянии.