Темная волна по-змеиному качнулась – и взвилась к потолку вагона, норовя обрушиться сверху. Второй ряд вскинул руки – щит, достроенный серебряной изморозью и вихрем зеленых листьев, завернулся, накрывая нас куполом.
- А-ссшшшш! – темная волна отхлынула назад и снова ринулась на приступ.
- Стюард хоть добрался до дорожников? – кряжистый дядька-ротмистр во втором ряду заковыристо ругнулся с характерным прононсом обитателя столичных трущоб.
- Капрал с ним пошел, он доберется… - пробормотала целительница. И тут же исправилась. – Добрался!
Поезд по-змеиному изогнулся, потом сложился пополам. За окном промелькнул похожий на сверкающую призму вагон первого класса – видны были даже перекошенные ужасом лица приникших к стеклу пассажиров!
- А-а-а! – нас швырнуло об стенку, прозрачный полог щита затрепетал, стреляя разрядами сырой силы безликим в морды, мигнул и пропал. Пучок щупалец, извиваясь, ринулся на нас – и сгорел в сгустке белого пламени из рук целительницы. Смертельно побледнев, та рухнула на пол.
- Вертел им в зад и об стенку! – наскоро латая щит, орал командор.
- А-а-а! – об стенку снова шарахнуло нас – поезд опять сложился, нас швырнуло в другую сторону, вояки, раскорячившись крабами, кое как удержались. Дорожники разворачивали поезд… только вот если демоны сметут нас раньше, всем вагонам позади нас – конец!
- Не пойдет! – я выпихала тело целительницы из-под ног, и на четвереньках полезла в узкое пространство между вторым и первым рядом.
- Какого? – рыкнул ротмистр, когда я оттолкнула его ногу.
- Цыть! – рявкать в ответ, когда копошишься у мужика под ногами, не очень удобно, но у меня опыт большой, разнообразный. – Ты и ты… - я ткнула в ротмистра, и в лейтенанта. – Руки сюда! – и выдернула из прически две длинные толстые шпильки с черными, зловеще поблескивающими остриями.
Кажется, именно эти вот острия и убедили их послушаться. Я уже говорила, что люблю наших военных? И от большой этой любви я вогнала им булавки прямиком в вены. Ротмистр зашипел, мальчишка-лейтенант застонал…
- Раз… два… - считала я, глядя как полые желобки в булавках заполняются кровью.
Темнота снова ринулась в атаку. Накатила тугой волной, ударила в искрящий щит, заставляя его прогнуться, и растеклась, покрывая сплошной пленкой. В вагоне мгновенно стало темно – и без того тусклые лампы под потолком гасли, будто что-то выкачивало из них свет, навалился холод, по стенам зазмеились то ли плесень, то ли изморозь… Только щит продолжал сиять, но это свечение тоже меркло.