Обдумывая всё это, я продолжал стоять у зеркала, бездумно пялясь в него, и тут услышал чей-то голос.
— Эхе... Ну и молодэж пошла... Такой здоровый парэн, и в зэркало нэ налубуется нэкак... Ниндиадәкелек.
Парень я уже был учёный и ко всему привыкший, так что подпрыгивать и хоть как-то себя выдавать я не стал. Спокойно окинул комнату взглядом через зеркало, и, никого не увидев, направился к кровати, по пути осторожно осматриваясь.
— Зра я, видымо, рэшил, что настоящый мужчина у нас появился. Тожэ, видать, с отклонэниями. Эхе... Так и вымирит чэловэчэский род скоро. Төгәл!
Далеко не сразу я сообразил, что звук идёт откуда-то сверху шкафа, где обнаружился сидевший на нём маленький смуглый человечек, с большим носом, и в ярко красной рубашке.
Человечек взлохматил свои длинные чёрные волосы, печально вздохнул, встал, и направился к другому концу шкафа, который был ближе к двери.
— Ты то ещё кто? Домовой, что ли? — спокойно спросил я, когда он уже явно собрался спрыгнуть с шкафа. Услышав мой вопрос, он застыл на месте.
— И в зеркало я вовсе не любовался, а просто проверял, насколько хорошо вылечили мои раны. Так что не надо вот этих намеков. Нормальный я, — продолжил я, с интересом глядя, что он будет делать.
Он отмер, и повернулся ко мне.
— Э! Ты мэня видышь, што ли? — всё с тем же странным акцентом удивлённо спросил он.
— Вижу, вижу, — со вздохом, признался я, — Твою рубашку трудно не заметить.
— Красывая, да? — довольно покосился он на неё.
— Ага, — зевнул я, и улёгся, — Так ты кто вообще такой? Домовой?
— Ну-у, — протянул он, — Почты... Бичура я. Это у вас, русских, домовые, а тут мы — бичуры.
Я чуть не заржал, так как слово это у меня вот вообще не ассоциировалось с домовыми, а скорее, с какими-то бомжами.
— Ну и зачем же ты, бичура, пришёл ко мне в комнату? — сонно поинтересовался я.
— Так вед работа у мэня такая, да, — развёл он руками, — За порядок смотрэть, за жылцамы прыглядывать, да. А тут мэне сообщилы, что одын из жылцов совсэм плох, вот я и пришёл провэрить, да. Дом болшой, работы многа тэперь, нэ то што ранше. Раншэ-то я в малэнком домэ жыл, с одной сэмьой, а тэпэрь приходытся за такым болшым домом смотрэть. Мало нас осталос, бичур. Скоро совсэм вымрем, да... — поник он.
— А ты чего с таким странным акцентом разговариваешь? Русский язык тебе не родной, что ли? — полюбопытствовал я.