Чёрт!
На правом боку его белой сорочки красовался смазанный след от
помады.
Кровь бросилась в лицо, застучала в горле, рождая рык:
– Кто это тебя в печень крашеными губами кусал? Знакомый оттенок
помады!
– Понятия не имею. Дай гляну. Хрень! Ян, фигня какая-то, –
удивился Антон.
– Оксана-фигня, – не задержалась я с репликой.
– Хватит уже с этой дурацкой ревностью! Я же сказал – ты моя
жена, и я живу с тобой! Нет никого больше для меня! – моментально
завёлся он.
– Не давай мне повода и не будет ревности, – сунула я ему в руки
недавнее сообщение. – Вот, прочитай!
– Зачем ты всякую дрянь читаешь? Не открывай незнакомые номера!
Или смени свой! –
Легко сказать – смени. Мой номер засвечен везде. В банках
привязан к картам, в Маруськиных развивашках, на моих курсах, в
налоговой, МФЦ, десятке сайтов, на передаче данных по коммуналке...
Страшно подумать, где. Не говоря о том, что есть контакты, важные
для меня, которые просто не примут звонок с незнакомого номера.
– Давай ужинать. – произнесла я и понесла пиджак мужа в
гардеробную.
На следующий день начались сентябрьские дожди. Повеяло холодом.
Зазеркалились тротуары. Москвичи моментально оделись, ощетинившись
от неба цветными и легкомысленными зонтиками.
В город пришла осень.
В чатике оживление – эта лярва пришла увольняться. На
видосике она с подвеской в виде буквы «А», в новом прикиде. В коже
и в пене кружев на груди. Каблучищи сапог. Высокий хвост.
Агрессивный макияж. Стильно. Но не к месту. Вечером в клубе было бы
нормально, а утром в отделе кадров по меньшей мере странно.
Хвасталась богатым любовником, теребя при этом подвеску и
многозначительно поднимая татуажные брови.
Как же она меня бесит своими намёками!
Я захлопнула телефон и отложила его в сторону.
Верю ли я Оксане? Не знаю.
Но для понимания происходящего я собрала шедевры последних дней
и сбросила Наталье Вячеславовне. Пусть свекровь
посмотрит.
Да и, честно сказать, моё доверие к мужу таяло как лёд в стакане
с холодной водой. Медленно, но неотвратимо.
Все эти мелкие второстепенные косвенные доказательства, улики,
если говорить языком прошлого права, в совокупности давали весьма
однозначную картину.
Изменяет.
Но в глубине моего сердца жила надежда.
Мой Антон – не лжец!
Эта надежда и подпитывала меня.