Сомнения, уснувшие на время, вернулись, заставляя нервничать все больше. Кто он? Как прошел сквозь ворота? Куда мы идем? Почему я не боюсь? Спутник показал на видневшийся вдалеке лес и произнес:
– Нам необходимо добраться туда как можно скорее. Не отставай.
Он продолжил движение, и я последовала за ним. Страх, будто маятник, снова исчез, освобождая место для восхищения. Мир переливался различными красками, ранее не заметными. Теперь же все живое озарилось необычным светом, даже у деревьев был собственный – темно-зеленый.
Ветер разрушил труды служанки: из прически выпали заколки, освобождая тяжелые темно-русые локоны из заточения. Они волной скатились по плечам. Еще раз тряхнув головой, я почувствовала, как пряди разлетелись по усилившемуся ветру. Казалось, еще немного, и он подхватит меня и унесет далеко-далеко.
О, пьянящий вкус свободы! Блажен тот, кому дано познать его! Осознание того, что я покинула родной дом, пришло сразу и без сожаления. Перспектива просидеть у окна, глядя на заснеженный двор и ожидая сказочного принца, надо сказать, никогда так сильно не прельщала меня, в отличие от прилежно изучавших «премудрости» светской жизни двух моих сестер: старшей и младшей. Любимица отца – никогда матери – я совершила неприемлемый поступок. Но так считало общество. Сколько мне? Восемнадцать, и я уже имею полное право поступать так, как считаю нужным, не считаясь ни с кем. Хотя, нет – папин запрет никогда бы не нарушила…
Отец – верный слуга короля – где он сейчас? Может, лежит в чужой холодной земле, а может, еще ведет бесполезные бои на северных границах Голадена – кто знает? Лишь в душе остались трепетные и нежные воспоминания о том, как мы играли, катались на лошадях, и он показывал мне лес и учил владеть мечом. Мать не одобряла этих уроков и наших конных прогулок. Она говорила, что не пристало будущей невесте и виэль гарцевать на лошади и размахивать деревянным мечом, подобно деревенскому мальчишке. Будущей невесте! Подумать только! Да, иногда я задумывалась о замужестве, и в глазах отражались мысли, которые занимают девушек в расцвете лет, но мечтательного взгляда тогда никто не видел. Мать не знала, но кинжал, подаренный отцом, был всегда при мне, скрытый под огромным количеством нижних юбок. И когда воспоминания накатывали подобно снежной лавине, я извлекала его из черных ножен с гербом нашего дома: черной лаской, держащей клинок на красном щите – и любовалась его совершенством. Отточенный на славу металл с рукоятью из неизвестного мне черного дерева, которая была увенчана изумрудом размером с лесной орех. И вновь возникали в памяти слова папы: «Этот клинок – самое дорогое, что есть в семье Магин. У меня нет сына, ты единственная, кому я могу доверить, что много поколений в нашей семье переходило из рук в руки – храни его. Но помни: никто не должен знать, что этот кинжал у тебя. Возможно, придет то время, когда ты узнаешь больше, чем я… если суждено». На следующий день он уехал…