Так я забеременела Евой.
Сердце сжалось от боли.
На глаза выступили горькие слезы,
и я поспешила утереть их ладонями. В этом виновата только я.
Теперь мне нужно было в бар,
чтобы выпить бокал вина и успокоиться, хотя еще недавно собиралась ограничиться
соком. Не хочу, чтобы утром дочь увидела меня заплаканной и несчастной. В
раздумьях, словно в ужасном сне, я медленно спустилась в бар и попыталась
улыбнуться. И вот, Виктор. Он уже стоял у барной стойки, весело беседуя с молодым
барменом. Я замерла, но, собравшись с духом, юркнула к другой стойке. Едва
устроилась на круглом стуле, как он оказался рядом.
- Господи, Виктор! Ты следишь за
мной? – изумленно воскликнула я.
- Просто ты не ответила на мой
вопрос.
- Какой?
- Ты приехала за третьим
ребенком? Узнала, что я буду здесь, и пришла снова пощекотать свой материнский
инстинкт?
- Я лишь приехала с дочкой
отдохнуть… - слегка растерялась от его напора. – Откуда я могла знать, что мы
окажемся в одном отеле? Никто же мне не показывал списков!
- Действительно… - сказал он
задумчиво. – Знаешь, Света, я никогда не сообщал Дмитрию, как зовут его мать.
Он даже не спрашивал… Нам без тебя было замечательно! – повысил он голос,
сжимая кулаки.
Бармен бросил на него
обеспокоенный взгляд и ушел за стойку.
Неожиданно я ощутила спокойствие,
окутанное полумраком и легкой музыкой, и обернулась к Виктору.
- Я рада это слышать.
- Кукушка! – зло выдохнул он. –
Бармен, джин-тоник, пожалуйста.
- Кукушки не платят алименты, -
парировала я. – А ты регулярно получал выплаты на ребенка. Даже несмотря на мой
отказ, я не могла спокойно спать, зная, что мой сын…
- Он не твой сын! – рычал Виктор,
пугая бармена.
Я просто улыбнулась, не желая
реагировать на его гнев.
- Он не голодал, - продолжил он
спокойней. – Всегда был отец, готовый на все ради него. А ты, Лана… знаешь, что
я сирота, и все равно поступила так!
- Лучше так, чем бегать от
токсичных родственников…
- Что ты сказала?
- Неважно, Вить. Уже неважно, - с
улыбкой произнесла я, прикасаясь к коктейлю.
Некоторое время мы молчали,
наслаждаясь атмосферой. Я не собиралась извиняться или унижаться; у меня на это
не хватало смелости.
Когда я встала, чтобы уйти,
услышала его глухой голос:
- Света, - произнес он сурово,
словно готовил приговор.