– Не считая текущего, ещё один на половину максимальной
дистанции, в сумме 7 190 000 световых лет. Это чуть больше шести
дней вместе с перерывами на охлаждение реакторов.
Стоя перед картой, я не сводил взгляда с указанной точки. Меня
вело какое-то потустороннее чувство, что нам надо именно туда.
Я даже начал верить в тот сказочный бред из «Интерстеллара» про
то, что «любовь это осязаемая величина»...
Казалось, эта любовь стала моим ориентиром. Помогла найти иголку
в стоге сена, каплю в море космоса – безошибочно указать координаты
планеты меча и магии. Планеты, где сейчас буйствовало древнее
чудовище. Планеты, где наедине с этим чудовищем осталась Митти…
***
Космос. Такой холодный и бездушный. Раньше я храбрился, думал,
что именно это меня в нём привлекает.
Помогает абстрагироваться от всего.
Но теперь эта бесконечная чернота лишь сильнее угнетала,
заставляла вспомнить всё, что произошло.
Представил, как буду жить сотни, а может, тысячи лет с этим
грузом вины; каждый раз, засыпая, видеть её смерть...
Четыре дня я провёл без сна. Просто сидел на мостике в
капитанском кресле и смотрел в обзорные экраны.
ЭфЭр могла бы отследить какой-нибудь радиосигнал на расстоянии
нескольких звёздных систем. Но ничего такого на той планете вроде
не было.
Само собой, я велел помощнице после прыжков отключать все
силовые поля и врубать сканеры на полную мощность.
Но кое-что выглядело слишком странным. ЭфЭр доложила, что
никогда не видела настолько низкой звёздной активности – мы
буквально летели в вакууме, словно нужная мне звёздная система
откололась от своей галактики.
Вскоре космическая пустота стала такой постоянной, что даже ЭфЭр
бросила верить в засады или другие угрозы, способные уничтожить
дредноут после снятия защиты, и больше не тратила время на
перестраховку.
Пошёл пятый день нашего путешествия. Дредноут замер на полчаса
для охлаждения реакторов.
– Пройдусь, – сказал я помощнице и покинул мостик. – Пешком, не
посылай ездового дрона.
– Поняла, сэр.
Вмонтированные в потолок продольные лампы освещали все коридоры.
Я всегда легче думал в движении, когда кажется, что от тебя ничего
не зависит. Когда задача одна – двигаться из одной точки в
другую.
Итак, пока цела хоть какая-то часть тела, кольцо восстановит
остальное. Единственным, что оно защищало, был мозг. Когда
диверсант отрубил мне голову, защитная система кольца вернула её на
место. Я разве что не помнил того, что случилось между моей смертью
и воскрешением. Так же, как тогда, с психом-аэльцем. Помня о словах
ЭфЭр, я понимал, что в эти моменты артефакт брал контроль на себя.
Кольцо обладало собственным сознанием, это бесспорно. И своей
памятью. Иначе как бы я смог видеть чужие сны и чужие воспоминания?
О рушащихся цивилизациях. О том астрофизике, решившем, что силу
чёрных дыр можно обуздать.