Тот попытался зажать рану ладонью.
Бесполезно: с разваленной печенью не выживают. Лезвие мультитула
длиною всего с палец, но для человека этого достаточно. Насильник
качнулся и рухнул на колени. Я вытер лезвие о его мундир и спрятал
мультитул. Подобрал шпагу и осмотрелся. «Клиент» Мирки доходил.
Лежа на спине, он сучил ногами, вырывая каблуками вереск. Из раны
на шее струей била кровь. Мирку учили перекусывать артерии, и она
знает, где они находятся у человека. Распаленная боем, горностайка
теперь плясала на теле врага, шипя и выгибая спину.
– Брось его! Ко мне!
Мирка нехотя перепрыгнула на затихшую
женщину, затем – на землю и взобралась мне на плечо. Следя за ней
взглядом, я увидел ножки в красных чулках, подвязанные выше колена
белыми ленточками, треугольник рыжих волос на лобке и белый, нежный
живот. Ножки были худенькими, бедра – не широкими. Это не женщина,
а девочка. Вовремя мы… Я повернулся и побежал к карете.
Там разыгрывался последний акт. Мужик
в парике более не сражался. Его шпага валялась на земле, а сам он
стоял, безжизненно опустив руки. «Синие», выставив перед собой
клинки, что-то говорили. По их виду было понятно: насмехаются.
«Тебя зарэжэм, бабу твою оприходуем, а потом и ее
зарэжэм…»
Я перехватил шпагу за граненый клинок
и метнул ее, как дротик. Прошелестев в воздухе, она с хрустом вошла
в спину ближнего «синего». Разбойник покачнулся и рухнул навзничь.
Рукоять шпаги уперлась в землю, и клинок, пробив тело, выскочил
наружу, грозя небу окровавленным кончиком.
Второй разбойник отпрянул в сторону и
обернулся, выставив перед собой шпагу. Он не слышал, как я сказал
«Враг!» и не видел моего жеста. На белый комок, стелившийся по
земле, он и вовсе не обратил внимания.
Эта стоило ему жизни. Мирка прыгнула
на бедро «синего» и, как казалось, на короткий миг приникла к нему.
Этого, однако, хватило. У горностая 34 зуба, и они острые, как
бритвы. Вгрызаясь в плоть, разваливают ее, как мясницкий нож.
Разбойник вскрикнул и перевел взгляд на ногу. Из бедра бил кровавый
фонтан. «Синий» выронил шпагу и попытался зажать рану ладонями.
Кровь пробилась сквозь пальцы и оросила землю. Раненого можно было
спасти, наложив жгут, но я не собирался этим заниматься. Ему же
лучше. Сдохнет от потери крови, а не на виселице.
Я двинулся к карете. Человек в парике
уже не стоял, а сидел на ступеньке, привалившись спиной к дверце.
Левой рукой он зажимал рану на груди. На голубой ткани камзола
расплывалось темное пятно. Серое лицо, частое дыхание…
Минута-другая, и «уплывет».