Трудно сказать, что задело ниссиму Кернс больше: то, что чрезвычайно модное, добытое путем многоуровневых махинаций и многослойных интриг эксклюзивное платье идеально сочеталось по цвету с оттенком кожи пупырчатой ящерицы отвратного вида, или то, что хозяйка этой ящерицы значительно превосходила ниссиму Кернс и по стройности стана, и в росте, и в экстравагантности образа в целом. При этом норра Ассижнельма умудрялась выглядеть не только ярко, броско и эпатажно, но и вполне гармонично, без малейшего признака вульгарности, что самой ниссиме Кернс не всегда удавалось в полной мере.
– Кернс… Я тоже знай эта фамилия, – почти пропела норра Ассижнельма. – Не думай, что из газета…
Она подошла вплотную к вновь прибывшей и стала пристально ее рассматривать. Хамелеон тоже постарался придвинуться как можно ближе к объекту интереса хозяйки. Он осторожно перебрался на самый край украшенного декоративными эполетами плеча и сфокусировал оба глаза на ухе журналистки. Ниссиму Кернс передернуло от отвращения. Длинные серьги качнулись, золотые бабочки на них затрепетали усыпанными самоцветами крыльями. Пасть хамелеона приоткрылась, в узкой щели показалось что-то мерзко-розовое, трепещущее и осклизлое. Ниссима Кернс скривилась и подалась назад, стремясь отойти как можно дальше от заграничной магессы и ее питомца. Однако в этом своем начинании журналистка не преуспела. Узкая бледная лента языка стремительно развернулась, и драгоценная бабочка попала в липкий плен. Хамелеон закрыл глаза, с натугой вернул язык вместе с уловом в тотчас же захлопнувшуюся пасть и замер. Ниссима Кернс, напротив, глаза и рот распахнула пошире и задергалась, издавая вопли возмущения и боли из-за столь бесцеремонного обращения с ее ухом.
– Прошу простить, – попыталась сгладить впечатление норра Ассижнельма. – Моя девочка попадай в мои рука совсем недавно… Плохо знай правила. Фу! Дай!
Она требовательно подставила к пасти питомицы ладонь, но та продолжала сидеть с плотно сжатой челюстью и с самым индифферентным видом. Норра Ассижнельма перешла на родной язык и стала что-то грозно выговаривать ящерице.
Невольные свидетели этого инцидента с разной степенью искренности попытались утешить пострадавшую. Их питомцы, как могли, поддерживали своих хозяев. Кенар ниссимы Скиллет заполошно трепыхался в пузыре. Чинно сидящий Кекс, задрав морду, задушевно подвывал воплям ниссимы Кернс.