Ивана обещала навещать своего благородного спасителя. Именно
таким словами именно так и сказала. И смотрела при этом… Словно
кошка на сметану! Влюбилась, что ли? Если так, то зря! Неможно
солдату жениться, никак неможно. Иное дело – просто любовь… как, к
примеру, у многих с какими-нибудь маркитантками, точнее, с теми
веселыми девицами, что к маркитантам всегда прибивались и таскались
этаким обозом следом за армией. А что? Всем хорошо. А кому-то даже
и приятно.
Как раз к маркитантам Ляшин свою зазнобушку и устроил. К
знакомому валашскому торговцу, дядьке Влаху.
- Помощница нужна, да, - сидя у себя в кибитке, важно кивал
Влах. – Знаю, твоя дева. Для тебя, Алексий, и делаю. Уж придержу,
будь уверен. Ай, вах – красивая цыпочка! Только вот тоща больно!
Может, откормить?
- Да делай как знаешь… Только девку не забижай.
- Что ты, что ты! Как можно?
Ну, а с другой стороны, если уж рассуждать всерьез – куда было
Иване-бедолажкеподаться? Ни кола у нее, ни двора, ни родичей. Ну, и
куда? В служанки? Так это еще надо хорошо поискать – к кому? Да и
возьмут ли приблуду? К тому ж, своенравной оказалась красотка,
сказала – рядом с тобой хочу быть! И буду. Как отрезала,
так-то!
Ляшин расчувствовался и даже подарил девчонке серебряный
перстень из захваченных в Туртукае трофеев. Перстень, конечно,
оказался велик, и девушка таскала его на бечевке, на шее. Вместе
креста, которого нее и не было, потому как и не могло быть – у
турок дева жила, в наложницах.
Этакому своему приобретению Алексей с одной стороны был рад –
есть, кому постирать-приголубить, а с другой – это ж
ответственность на себя взял. За человека, коего первый раз и
увидел.
Правда, вновь свидеться с Иваной в маркитантской кибитке капралу
как-то не довелось, совсем неожиданно в судьбе его произошел
поворот, круче некуда. И поворот, мягко говоря, не очень-то доброго
свойства.
Возвращаясь от маркитантов, Ляшин вдруг услыхал звуки ударов.
Словно ярмарочные бойцы лупили друг друга по мордасам!
Так ведь и лупили. Вернее – лупил. Недалеко от реки, на
неширокой лужайке, поросшей рябиною и черноталом, бывший
подпрапорщик и старый недруг Алексея Иван Хлудов адски лупил по
лицу привязанного к дереву мускулистого мужика лет тридцати,
темнорусого, с небольшой бородкой и белесым шрамом на левой щеке.
Похоже, то был пленник.