Суворовец (Победителей не судят!) - страница 51

Шрифт
Интервал


Ивана обещала навещать своего благородного спасителя. Именно таким словами именно так и сказала. И смотрела при этом… Словно кошка на сметану! Влюбилась, что ли? Если так, то зря! Неможно солдату жениться, никак неможно. Иное дело – просто любовь… как, к примеру, у многих с какими-нибудь маркитантками, точнее, с теми веселыми девицами, что к маркитантам всегда прибивались и таскались этаким обозом следом за армией. А что? Всем хорошо. А кому-то даже и приятно.

Как раз к маркитантам Ляшин свою зазнобушку и устроил. К знакомому валашскому торговцу, дядьке Влаху.

- Помощница нужна, да, - сидя у себя в кибитке, важно кивал Влах. – Знаю, твоя дева. Для тебя, Алексий, и делаю. Уж придержу, будь уверен. Ай, вах – красивая цыпочка! Только вот тоща больно! Может, откормить?

- Да делай как знаешь… Только девку не забижай.

- Что ты, что ты! Как можно?

Ну, а с другой стороны, если уж рассуждать всерьез – куда было Иване-бедолажкеподаться? Ни кола у нее, ни двора, ни родичей. Ну, и куда? В служанки? Так это еще надо хорошо поискать – к кому? Да и возьмут ли приблуду? К тому ж, своенравной оказалась красотка, сказала – рядом с тобой хочу быть! И буду. Как отрезала, так-то!

Ляшин расчувствовался и даже подарил девчонке серебряный перстень из захваченных в Туртукае трофеев. Перстень, конечно, оказался велик, и девушка таскала его на бечевке, на шее. Вместе креста, которого нее и не было, потому как и не могло быть – у турок дева жила, в наложницах.

Этакому своему приобретению Алексей с одной стороны был рад – есть, кому постирать-приголубить, а с другой – это ж ответственность на себя взял. За человека, коего первый раз и увидел.

Правда, вновь свидеться с Иваной в маркитантской кибитке капралу как-то не довелось, совсем неожиданно в судьбе его произошел поворот, круче некуда. И поворот, мягко говоря, не очень-то доброго свойства.

Возвращаясь от маркитантов, Ляшин вдруг услыхал звуки ударов. Словно ярмарочные бойцы лупили друг друга по мордасам!

Так ведь и лупили. Вернее – лупил. Недалеко от реки, на неширокой лужайке, поросшей рябиною и черноталом, бывший подпрапорщик и старый недруг Алексея Иван Хлудов адски лупил по лицу привязанного к дереву мускулистого мужика лет тридцати, темнорусого, с небольшой бородкой и белесым шрамом на левой щеке. Похоже, то был пленник.