Нам ничего не оставалось, как смириться с таким унизительным положением.
Мы вышли из театра в начале шестого. Я – счастливая, полная новых впечатлений, Никита, напротив, – недовольный, уверенный, что больше сюда не вернется.
– Ты не знаешь, где находится банк «Веселые друзья»? – неожиданно спросил он.
– Она знает, – указала я на пожилую женщину с огромными сумками, которая, по всей видимости, жила в этом районе.
Она оказалась очень добра, поставила тяжелые сумки на дорогу и начала подробно объяснять, как добраться до нужного места. Через минуту Никита схватил ее под руку: «Проводи. Ты должна меня проводить. Ты объяснила так, что я ничего не понял», – он тащил ее за руку в нужном ему направлении. «Милиция!!! Люди, куда же вы смотрите, помогите!» – кричала напуганная женщина. «Проводи меня к банку и потом делай что хочешь!» – кричал Никита и продолжал тянуть ее за руку. «Бедная женщина», – подумала я и исчезла под землей в потоке разношерстной толпы.
Полоска дневного света показалась вдали уходящего вверх эскалатора, когда мой телефон завибрировал в кармане куртки.
– Я жду тебя уже часа два, где тебя носит? – послышался прерывающийся голос Никиты.
Я заметила, что он всегда начинал диалог так, как будто мы не расставались ни на минуту, и заканчивал его тогда, когда ему было удобно. Ни тебе «здравствуй», ни тебе «до свидания». Такой был человек, его странности я замечала каждый день, постепенно.
– Я уже выхожу из метро, и вообще, насколько я помню, ты не собирался возвращаться в театр.
– Послушай, если ты не окажешься здесь через две минуты, то… я подожду тебя здесь еще немного.
Я заметила его издалека, на нем была та же одежда, что и вчера, а в руках он держал открытую бутылку пива.
– Боже мой, ты что, начал пить пиво с самого утра?
– Ты все перепутала. Я не начал, я уже заканчиваю, – оправдался Никита.
– Да ты алкоголик!
В тот день в театре готовились к спектаклю «Униженные и оскорбленные», который должен был состояться вечером, в семь. Собирать актеров на репетиции также входило в наши обязанности. Алиса проводила нас к гримерным актеров, где находился громкоговоритель. Две гримерки, большие, делились на женскую и мужскую, и одна маленькая была выделена для заслуженных артистов. Звание «заслуженных» гордо носили три пожилые артистки театра, которые держались особняком. Они практически не общались с «обычными» артистами и сотрудниками театра.