– Никакого ножа не было.
– Значит, по крайней мере, один соучастник остался в живых – тот, что унес нож с собой, – сказал Правитель определенно. – Вместе с ушами. Возникает вопрос: зачем? Кто ответит? Теперь ищи-свищи?
– Но причем здесь нож? – Франк прикинулся полным идиотом – помогало не раз.
– При том, – рявкнул Правитель. – Я почему о ноже заговорил, недотепа? Они же не сами друг другу уши оттяпали. Ты же сказал, отрезали после смерти. Значит, был еще кто-то живой, который уцелел. Кто? Отрезал уши и нож утащил с собой. Так?
– Согласен. Я не подумал. Жаль, что сережки нам не достались, – посетовал Франк. – Были бы безупречные улики. Я пересмотрел одежду – наспех, подробное исследование впереди, и вот что выяснил. Главным у них был человек по имени Верт. Кажется, так звали губернатора Континента? Уж его-то вы должны бы знать…
– Не может быть, – перебил Правитель. – Неужели, Верт? Ах, собака! Выходит, это он со своими шакалами прорвался на шестнадцатый подкидыш. Что еще?
– Да, чуть не забыл. С руки Евы сняли любопытную вещицу – браслет, возможно, из золота. На браслете надпись: «Моей любимой. На память о… Континенте», или что-то подобное, точно не запомнил. Подпись: Адам. Браслет в сейфе у бригадира. Если вам интересно, доставлю утром.
– Да, да, конечно, – сказал Правитель. Но спохватился: – Хотя нет, ты лучше сделай это сейчас же. И побыстрее. Я дождусь…
Правитель рассматривал увесистый золотой браслет, лежащий перед ним на столе. Он действительно видел этот браслет на руке Евы. Помнится, даже спросил, кто подарил ей дорогую вещицу. Она промолчала, он не настаивал.
«Вот и все, – думал он. – Судьба Евы решилась так просто. Жаль. Хорошая была девочка, строптивая. Строптивые хороши, но, к сожалению, плохо кончают. Теперь будет что Адаму сказать, обрадовать… Хотя, какая же это радость? Человек умер. Надеялся, что со временем Ева смирится, привыкнет. Даже… заменит Тею. Но просчитался…».
Забывшись, он распрямился излишне резко, и чуть не взлетел под потолок кабины. Успел ухватиться за поручень, идущий вдоль стены. Опустил себя на пол, ступнями приклеился к палубе. Осторожно ступая, подошел к двери в спальню Коры, приоткрыл, прислушался. Кора дышала неровно, жалобно всхрапывая. Он осторожно притворил дверь.
«Как же она страдает, – подумал. – Как мы все страдаем. Во имя чего?»